6-10 октября 1596 года была заключена Брестская (Берестейская) церковная унии в церкви святого Николая, в соответствии с которой объединялись католическая и православная церкви. Результатом этого слияния стало образование униатской (греко-католической) церкви.
Брестская (Берестейская) церковная уния - решение ряда епископов Киевской митрополии Константинопольской православной церкви о принятии католического вероучения и переходе в подчинение римскому папе с одновременным сохранением богослужения византийской литургической традиции на церковнославянском языке.
Акт о присоединении к Римско-католической церкви был подписан в Риме 23 декабря 1595 года и утверждён 9 (19) октября 1596 года на униатском соборе в Бресте. Состоявшийся в то же время в Бресте собор православного духовенства отказался поддержать унию, подтвердил верность Константинопольскому патриархату и предал «отступников» анафеме.
Брестская уния привела к возникновению на территории Речи Посполитой Русской униатской церкви. В 1700 году к грекокатолической церкви присоединилась Львовская, а в 1702 году - Луцкая епархия, что завершило процесс перехода православных епархий Речи Посполитой в греко-католицизм.
В результате унии в Киевской митрополии произошёл раскол на униатов (грекокатоликов) и противников объединения с Римско-католической церковью.
Подписание Брестской унии привело к долгой и временами кровавой борьбе между последователями двух христианских конфессий на западнорусских землях. Четверть века православные Речи Посполитой, не принявшие Брестскую унию, оставались без митрополита. Православная Киевская митрополия была восстановлена лишь в 1620 году, когда православные киевские митрополиты вновь стали носить титул митрополита Киевского и всея Руси. В 1633 году митрополиту Петру Могиле удалось добиться признания православной церкви со стороны Короны, однако впоследствии дискриминация православия в Речи Посполитой вновь усилилась (диссидентский вопрос). На территории же Российской империи (в том числе на землях, отошедших к России от Польши) впоследствии на протяжении долгих лет гонениям подвергались приверженцы унии.
Постепенная ликвидация Брестской унии началась в конце XVIII века, с присоединением к России Правобережной Украины и Белоруссии. 12 февраля 1839 года на Полоцком церковном соборе с Русской православной церковью воссоединились более 1600 украинских (Волынь) и белорусских приходов с населением до 1,6 млн. 11 мая 1875 г. в православие возвратились 236 приходов с населением до 234 тыс. на Холмщине. Этот процесс продолжался и в дальнейшем. В марте 1946 года на Львовском церковно-народном соборе Украинской грекокатолической церкви Брестская уния была на территории СССР упразднена.
Получив церковную самостоятельность, Москва довольно быстро стала воспринимать себя центром православного мира. При этом в церковных канонах много говорилось о Втором Риме (Константинополе), а вот Третий (Москва) даже не упоминался. На то, чтобы обосновать свои права, было потрачено немало интеллектуальных усилий, а еще больше - материальных ресурсов. И каждый раз становилось очевидным, что каноны дают достаточно широкие возможности для произвольных толкований, а позиция силы по-прежнему оказывается решающим фактором.
АЛЕКСАНДР КРАВЕЦКИЙ
В отсутствие закона
Те, кто следит за спорами вокруг перспектив украинской автокефалии, имеют все основания недоумевать. Мы не привыкли к тому, что законодательные акты, на которые ссылаются участники дискуссий, если не противоречат друг другу, то полностью рассогласованы. Понятно же, что любой спор и любой конфликт должен решаться на основе однозначно толкуемых кодексов и прозрачных юридических процедур. А для этого нужен свод законов, на которые можно опираться. Но в церковной жизни эта привычная схема перестает работать. И дело здесь не в чьей-то злонамеренности, а в том, что свод церковных законов очень плохо соотносится с современными реалиями. Кодексы, на основе которых решаются церковные споры, окончательно сформировались более тысячи лет назад и с той поры не менялись.
Что такое сборники церковных законов? Это законоположения, принятые и утвержденные до того, как христианство разделилось на восточную и западную ветви, то есть на католичество и православие. Сюда входят постановления семи Вселенских соборов, в которых участвовали представители как Запада, так и Востока, деяния некоторых поместных соборов, несколько сборников правил, приписываемых конкретным богословам, и другие документы. Все это утверждали во времена, когда христианская церковь была единой. После разделения стало невозможно созывать Вселенские соборы, составление общеобязательных правил и норм прекратилось. Жизнь менялась, а законы оставались неизменными.
Первый Вселенский собор был созван по инициативе императора Константина Великого, который не только был почетным председателем собора, но во многом способствовал достижению консенсуса
Но и это еще полбеды. Сами каноны представляют собой не продуманную систему законов, а набор решений по случаю. Соборы решали вопросы, которые были актуальны именно в тот момент, поэтому многие законоположения уже никак не связаны с современной реальностью. Например, 24-е правило Трулльского собора запрещало священникам и монахам посещать театры. Священник, нарушивший это правило, лишался сана. Понятно, что в конце VII века, когда проходил этот собор, театральные зрелища ассоциировались с языческими культами и порицались. Однако 24-е правило входит в число канонов и формально является обязательным для исполнения. Подозреваю, что не много найдется священников, которые бы никогда его не нарушали. А 11-е правило VI Вселенского собора запрещает христианам лечиться у врачей-иудеев (сейчас на это правило очень любят ссылаться авторы различных антисемитских сочинений). Появление запрета тоже вполне понятно. В медицине того времени широко использовались элементы религиозных практик, поэтому конфессиональная принадлежность врача имела значение. Для медицины Нового времени, построенной на рациональных основаниях, конфессиональная принадлежность врача не имеет значения, поэтому на практике это правило не применяется, но в своде законов оно существует, и отменить его невозможно.
В Древней Руси не только переписывали правила соборов, но и иллюстрировали их. Эта миниатюра является иллюстрацией 55-го правила Трулльского собора
Для практических целей церковные власти выпускают разного рода указы, инструкции, разъяснения. Если не задумываться о содержании первоисточников, а лишь следовать современным правилам и инструкциям, то проблем вроде бы не возникает. Но архаичные законы, несоотносимые с реальностью, однако и неотмененные, легко могут превратить церковное судопроизводство в игру без правил. Ситуация с церковным правом напоминает старый анекдот про студента Оксфорда. Юноша сообщил преподавателю, что университетское правило, принятое в 1513 году, дает право студенту, которого экзаменуют более четырех часов, потребовать от преподавателя кружку пива. Законопослушный преподаватель сходил за пивом. Но через несколько дней студента отчислили, ссылаясь на закон, принятый в 1415 году. Нарушение состояло в том, что он посмел явиться на экзамен без шпаги.
В виде фарса
Проблему отсутствия стройной системы церковного права осознали уже очень давно, и призывы к кодификации канонов звучат постоянно. Но, как именно следует действовать, никто не знает. Вселенский собор созвать невозможно. А что можно сделать без собора? Можно, конечно, придумать особую процедуру, позволяющую утверждать общецерковные законы. Именно так поступили католики, приняв догмат о папской непогрешимости. Согласно вероучению католической церкви, законоположения, которые папа римский официально провозглашает с кафедры, являются общецерковным законом. Так католики создали механизм, который делает церковное законодательство подвижным и позволяет адаптировать его к современности.
Популярность святого Василия Великого (слева) не является свидетельством общеизвестности его канонических правил
Фото: Universal History Archive / DIOMEDIA
В полемике с католиками православные любят подчеркивать: у них самих не папское единовластие, а соборное управление. Значит, православные могут решить эту проблему, созвав всеправославный собор. О его созыве заговорили в начале XX века, но похвастаться особыми успехами на этом направлении нельзя и сегодня. В 1923 году такой собор попытались созвать в Константинополе, однако собрать всех представителей православного мира не удалось, и мероприятие получило маловразумительное название Всеправославного конгресса. В 1930 году был подготовлен список вопросов, на которые следует дать ответ. В течение последующих десятилетий этот список много раз корректировался и уточнялся. Однако созвать достаточно представительный собор, который бы мог ответить на уже давно назревшие вопросы, никак не удается. Последняя попытка была предпринята летом 2016 года, но и она оказалась неудачной , поскольку не все православные церкви согласились принять участие в работе собора и признать его решения.
Все эти события широкую публику мало интересуют. Церковное законодательство - тема достаточно экзотическая, обсуждаемая лишь узким кругом специалистов. Те редкие случаи, когда в СМИ вдруг появляются ссылки на церковные каноны, чаще всего носят курьезный характер. Так, во время суда над Pussy Riot многие издания зачем-то поместили канонический анализ этого события. Понятно, что в этой ситуации сам факт обращения к канонам неуместен. Ведь каноны здесь могут ответить только на один вопрос: является ли данное действие нормальным для церковного человека и уместно ли такое поведение в храме? Ответ на подобный вопрос очевиден и не нуждается в столь изощренной аргументации. Но блеснуть эрудицией хотелось, и в информационном поле появилась доморощенная каноническая оценка случившегося.
Во времена Вселенских соборов участников подобного действа ждала расправа на основе уголовных законов, поэтому попытка обвинить членов Pussy Riot в нарушении канонов является совершенно анекдотичной
Утверждалось, например, что поступок участниц акции следует осудить на основании 9-го Апостольского правила, которое запрещает «творить бесчинства в церкви». Обвинение кочевало из одного издания в другое, и никому не приходило в голову прочитать само это правило: «Всех верных, входящих в церковь и писания слушающих, но не пребывающих на молитве и святом причащении до конца, яко бесчиние в церкви производящих, отлучати подобает от общения церковного».
То есть, по 9-му правилу, отлучению от Церкви подлежат все, кто не находится в церкви до конца службы! Например, тот, кто зашел, поставил свечку перед иконой и ушел, не дождавшись конца богослужения.
В тех же публикациях утверждалось, что участниц Pussy Riot следует осудить по 62-му правилу Трулльского собора, запрещающему находиться в церкви в комической одежде. Но, заглянув в текст этого правила, мы увидим, что оно запрещает участвовать в языческих праздниках и «носить личины комические, или сатирические, или трагические». Балаклавы участниц Pussy Riot подпадают под это правило ровно в такой же степени, как наряды Деда Мороза или Снегурочки. Не буду утомлять читателей перечислением других канонических правил, на которые ссылались авторы обличений. Элементарный здравый смысл подсказывает, что канонов, осуждающих те действия, которые Pussy Riot произвели в храме, не было и не могло быть. В Византии подобная акция подпадала под действие светских законов, предусматривающих не различные формы отлучения от церкви, а телесные наказания, цепи и тюремные камеры. Люди, знакомые с каноническим правом, прекрасно это понимали, поэтому в официальных церковных заявлениях ссылок на каноны, конечно же, не было.
Империя или федерация
Рассказ о курьезах, возникающих в результате неуместного цитирования канонических правил, можно было бы продолжать. Но курьезы - это не более чем курьезы. Между тем даже в тех ситуациях, когда каноны используются, так сказать, по прямому назначению, грамотно и корректно, все оказывается туманно и непросто. В набирающем обороты церковном конфликте между Москвой и Константинополем ссылки на каноны звучат постоянно. Правда, толкуют их по-разному.
Дело в том, что решения Вселенских соборов соотносятся с политической картой той эпохи, когда они проходили. Политические центры того времени, в первую очередь Рим и Константинополь, воспринимались и как центры церковной жизни. По мере развития Восточной Римской империи все большее значение приобретал Константинополь. Здесь был административный центр империи, здесь находился император. А ведь византийские императоры активно вмешивались в жизнь церкви и работу церковных соборов. Близость к императорскому двору ставила константинопольского патриарха в особое положение. Ему доставалась роль верховного арбитра. 9-е и 17-е правила IV Вселенского собора прямо говорят, что в спорных ситуациях следует обращаться или к своему митрополиту, или к константинопольскому патриарху.
С того времени как Вселенский собор принял эти каноны, мир радикально изменился. Сейчас Константинопольский патриарх находится в столице не христианской империи, а светского государства, большая часть населения которого исповедует ислам. Его отношения с местными властями оставляют желать лучшего, а резиденция похожа на осажденную крепость. Императора, близость к которому давала ему реальную власть, давно нет. Но законы не изменились.
Использование правил, основанных на реалиях империи, которой давно нет, напоминает езду по навигатору, куда закачана карта столетней давности.
Ехать можно, но нужно помнить, что на месте земляного вала теперь проложена автострада, часть рек в трубах, да и городские стены с воротами куда-то подевались. Вопрос только в том, зачем ехать по старой карте, когда можно скачать современную. Разбираясь с церковными проблемами, хочется закачать в навигатор актуальные карты. Только вот взять их негде.
Ситуация усугубляется еще одним обстоятельством: другие соборные правила указывают на то, что Константинопольский патриарх имеет лишь «первенство чести», а никакой реальной властью за пределами своей области не обладает. Идея подобного федералистского устройства православной церкви конкурирует с монархической, согласно которой Константинопольский патриарх может выступать для остальных в роли высшей инстанции. Несложно догадаться, что Русская церковь защищает именно федералистский принцип церковной организации. Наиболее многочисленная и влиятельная из православных церквей, она не хочет мириться с тем, что патриарх завоеванного и переименованного в Стамбул Константинополя может выступать для нее в роли верховного арбитра.
Если мы продолжим путешествие по навигатору с закачанной старой картой, то неизбежно столкнемся с вопросом, на каком основании мы должны считать Русскую церковь самостоятельной. Дело в том, что вообще-то статус самостоятельной (автокефальной) церкви должен быть утвержден Вселенским собором, а в отсутствие такого собора этот статус оказывается чем-то временным и ненадежным. Греческие канонисты даже различают статусы древних патриархатов, утвержденных еще Вселенскими соборами, и новых патриархов. Когда в конце XVI века статус Московского патриарха был одобрен проходившим в Константинополе собором, Московский патриарх занял в общем списке (диптихе) пятое место. До разделения церкви на восточную и западную на этом месте находился Римский папа - патриарх города Рима. Но, несмотря на такое почетное положение, Московский патриарх так и не стал равным «древним» патриархам.
Поместный собор 1654 года утвердил унификацию богослужебных чинов, приблизив их к современной греческой практике
В XVII веке Москва ни разу не участвовала в соборах, которые созывал Константинопольский патриарх. Общецерковные проблемы решали Константинопольский, Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский патриархи, статус которых был утвержден еще Вселенскими соборами. Московского патриарха лишь информировали о принятых решениях. В этой ситуации нет ничего уникального. Формально так обстоит дело со всеми самостоятельными церквями, появившимися после окончания эпохи Вселенских соборов.
Любовь и деньги
В России было принято любить греков. В церкви всегда помнили, что Русь получила крещение именно от них. Периодически появлялись энтузиасты, мечтающие о том, чтобы Третий Рим, Москва, стал совсем похожим на Второй, Константинополь. Наиболее заметной фигурой тут был патриарх Никон, который пытался во всем подражать грекам и переустроить церковную жизнь по греческому образцу. Эллинофильство, помноженное на жесткие методы, к которым Никон прибегал в своей реформаторской деятельности, привели к церковному расколу и возникновению старообрядчества.
Как известно, в результате конфликта с царем Алексеем Михайловичем Никон был осужден и лишен патриаршего сана. Произошло это на Большом московском соборе, который проходил в 1666–1667 годах. Характерно, что суд над Московским патриархом не мог состояться без участия вселенских патриархов или их представителей, поэтому рассмотрение дела Никона откладывалось до тех пор, пока таковые не прибыли в Москву.
Большой московский собор 1666–1667 годов не считал возможным судить патриарха Никона в отсутствие вселенских патриархов или их представителей. И честно ждал их приезда
В истории патриарха Никона представители восточных патриархов сыграли ту роль, которую им неоднократно приходилось играть в русской церковной истории. Будучи зависимыми от Москвы в материальном отношении, они честно поддержали обвинения в адрес Московского патриарха, вступившего в конфликт с царем.
В последующие века отношения России и восточных патриархов строились примерно по той же схеме. Вселенские патриархи получали от России значительную материальную помощь и дипломатическую поддержку, а в качестве платы утверждали своим авторитетом церковные идеи и проекты российских властей. На этих условиях Россия охотно признавала их как высших арбитров. При этом любовь к грекам всячески подчеркивалась и культивировалась.
Своеобразной декларацией связи России с Византией стало развитие в русской архитектуре византийского стиля. В первой половине XIX века начинают появляться храмы, в которых хорошо читаются черты восточной архитектуры. Параллельно с этим гуманитарии принимаются активно изучать византийское тексты и иконографию, в результате чего в России возникает серьезная византологическая школа. В обществе формировалось представление о том, что Россия должна выступить в роли спасителя и покровителя христианского востока. Утопическая идея освобождения Константинополя от турок и водружения креста над Святой Софией имела немало сторонников.
Утопическая идея освобождения Константинополя от мусульман и водружения креста над Святой Софией волновала воображение русских эллинофилов
Однако отношение к России восточных патриархов, и прежде всего патриарха Константинопольского, постепенно менялось. Это было связано с греческим национальным движением, приведшим к революции 1821 года, в результате которой образовалось независимое греческое государство. Константинопольский патриарх всячески поддерживал это движение. Появлялась надежда на то, что православные греки, живущие на территории Османской империи на правах угнетаемого меньшинства, смогут возродить государство и национальную церковь. Греческое движение ориентировалось не на Россию, а на европейские государства, которые также вели в регионе активную политику. Все чаще и чаще стала возникать ситуация, когда интересы России и Константинопольского патриарха начинали противоречить друг другу.
В результате Балканских войн независимость от Османской империи получили не только греки, но и сербы, и болгары, и другие народы Балканского полуострова. Россия всячески поддерживала славянское движение. При этом появлявшиеся на карте Европы новые государства стремились не только к политической независимости от Османской империи, но и к церковной независимости от Константинополя. И Россия их в этом поддерживала, вступая в прямое противостояние с Константинопольским патриархатом.В 1870 году была восстановлена некогда существовавшая автокефалия Болгарской церкви, а в 1879-м - Сербской. Несмотря на усилия российских дипломатов, Константинополь долго не признавал этого. Томос (указ предстоятеля поместной православной церкви по какому-либо важному вопросу церковного устройства) о признании самостоятельности Болгарской церкви появился лишь в 1945 году.
Торг уместен
Привычная схема взаимоотношений с вселенскими патриархами была разрушена революционными событиями. С одной стороны, не стало государства, готового тратить значительные средства на поддержку мирового православия. А с другой - изменились общественные настроения. Ассоциирующийся с имперскими идеями византинизм несколько утратил свое обаяние. Характерно, что созванный в 1917 году в Москве Поместный собор не имел в своем составе представителей восточных патриархов. Это, разумеется, не было сознательной демонстрацией, просто война и революция затрудняли международные контакты. Но тем не менее собор состоялся, и никому не пришло в голову отложить обсуждение вопроса о восстановлении патриаршества до той поры, пока приедут представители древних патриархий. Избранный собором патриарх Тихон отправил в Константинополь специальное послание, в котором сообщил о своем избрании. Судя по тому, что Константинопольский патриарх Герман V очень не хотел признать восстановление патриаршества, он увидел в этом покушение на свои права. Однако созывать специальный собор, как того желал Герман, все-таки не стали. Антиохийский и Иерусалимский патриархи признали это деяние Московского собора, ссылаясь на то, что речь идет не об учреждении патриаршества, а о его восстановлении. В конце концов к ним присоединился и Герман.
На поместном соборе 1917–1918 годов, восстановившем патриаршество и избравшем на всероссийский престол патриарха Тихона, не было представителей восточных патриархов
Во время работы Поместного собора в Москве находился постоянный представитель Константинопольского патриарха архимандрит Иаков (Димопуло). От контактов с Поместным собором он почему-то уклонялся, а вот наладить связи с новой властью всячески стремился. По отношению к большевикам он пытался вести себя так же, как раньше вел себя по отношению к царской власти. Что тут скажешь? Профессиональный дипломат.
Контакты с большевистским правительством были достаточно плодотворными. Довольно долго Иакову, а затем его преемнику удавалось спасти от реквизиции здание представительства Константинопольского патриарха.
В 1919 году архимандрит Иаков даже попытался обратиться в Моссовет с просьбой безвозмездно выдать ему церковную утварь. Основанием для такого обращения стал Декрет об отделении церкви от государства.
Документ предусматривал безвозмездную передачу церковного имущества общинам верующих. Декрет, понятно, имел в виду не то, что государство теперь будет раздавать всем желающим церковную утварь, а то, что существующие общины могут по-прежнему пользоваться имуществом своего храма. Но Иаков предпочел не заметить этого нюанса. Его заявление было настолько неожиданным и дерзким, что ему даже выдали какие-то предметы из конфискованных.
Платой за подобные поблажки должна была стать лояльность властям, а в конечном счете - содействие антирелигиозной политике. В 1922 году в результате проведенной большевиками красивой спецоперации возникла обновленческая церковь - альтернативная структура, которую возглавляли люди, лояльные к новой власти. Официальный статус этой организации оставался достаточно сомнительным, и ее признание Константинополем было очень кстати. Архимандрит Иаков не только участвовал в обновленческих мероприятиях, но и сообщал в Константинополь о том, что в России сосуществуют две церковные структуры - либеральная и консервативная. Таким образом, Русская церковь и организация, созданная по инициативе ВЧК, оказывались равнозначными.
Власти готовили судебный процесс над патриархом Тихоном, а обновленцы, в свою очередь, собирались предать патриарха церковному суду. И обновленцам, и властям очень хотелось, чтобы в нем, как когда-то в суде над патриархом Никоном, участвовали представители Константинопольского патриарха. Однако Константинопольский патриарх в конце концов отказался прислать такую делегацию, написав, что он смотрит на Тихона как на исповедника. При этом идти на открытый конфликт с большевиками Константинополь не хотел, надеясь, что российское правительство, каким бы оно ни было, станет защищать его интересы. А в защите Константинопольский патриарх действительно нуждался. Дело в том, что правительство Ататюрка считало православных греков пятой колонной в своем государстве. Во время неудачного похода Греции на Константинополь патриархия открыто поддержала греков и после их поражения оказалась в немилости. Планировалась высылка патриарха из турецкой столицы, и архимандрит Иаков должен был просить советское правительство вступиться и не допустить изгнания. Правда, большевики не стали этим заниматься.
Все время своего существования обновленцы пытались установить отношения с Константинопольским патриархом, выдвигая порой самые экзотические предложения. Среди них было, например, предложение перенести в Москву резиденцию Константинопольского патриарха или провести в Москве Вселенский собор. Никаких практических последствий все эти прожекты не имели, хотя идея московского Вселенского собора в очередной раз возникла уже после окончания Второй мировой войны.
Вселенский собор Третьего Рима
После войны появились страны социалистического лагеря. Население многих из них исповедовало православие. В связи с этим у советского руководства родилась идея централизовать религиозную жизнь под рукой Москвы. В 1946 году возник проект проведения в Москве всеправославного собора (в некоторых документах его называли даже вселенским собором), на котором, в частности, должен был решаться вопрос «о присуждении Московской патриархии статуса вселенской». Конечно, это была утопическая идея, но после победы во Второй мировой войне советское правительство могло рассчитывать на многое. Планировалось провести собор в 1948 году, однако вскоре стало понятно, что наполеоновским планам исполниться не суждено. В начале 1947 года тяжело заболел сочувствующий СССР Константинопольский патриарх Максим, а его окружение, увидев в Москве соперника, стало препятствовать проведению этого мероприятия. Кипрский патриарх указал Москве, что созывать всеправославные соборы имеет право только патриарх Константинопольский. Так что вместо вселенского собора состоялось мероприятия, которое получило совсем уж советское название «Совещание предстоятелей православных автокефальных церквей».
Иерусалимский патриарх на это совещание вообще не приехал, сославшись на то, что в его стране идет война. А Константинопольский приехал только на торжественную часть, в рабочих заседаниях и принятии решений он не участвовал. Придавать Московскому патриарху статус вселенского такое собрание не имело полномочий, и основные его решения носят изоляционистский, антизападный характер: отдельные документы были направлены против католичества и экуменического движения.
История созыва этого несостоявшегося собора очень показательна. В отсутствие хорошо работающего церковного законодательства сильные правительства имеют массу возможностей использовать церковную организацию для решения своих задач.
Истоки унии, провозглашенной в Бресте в 1596г., восходят к более раннему времени. Идея унии лежала уже в основе действий литовского правительства, направленных на отделение Киевской митрополии от Московских государства и Церкви (1458 г.) (124).
В 1569 г. на Люблинском сейме совершилось событие, увенчавшее собой ряд попыток, предпринимавшихся в 1386-1413 гг. и направленных на объединение (уния!) Литвы с Польшей. До того времени Польша и Литва составляли конфедерацию. Люблинская уния упразднила самостоятельность Литовского княжества.
Православным христианам, жившим в пределах Польско-Литовского государства, были обещаны свободное исповедание православной веры, использование русского языка в официальных документах и прочие права наравне с католиками. Но последующие события показали, что католическое правительство не намеревалось выполнять эти условия государственной Люблинской унии, ограничив и стеснив православных в их правах.
Это было время, когда после завершения Тридентского Собора (1545-1563 гг.) Римско-Католическая Церковь начала оправляться от удара, нанесенного ей Реформацией, и восстанавливать утраченные позиции. Наиболее деятельными в этом отношении были члены католического ордена - «Общества Иисуса», которые были приглашены в Польшу в 1564 г., а в Литву - в 1569 г., когда было образовано Польско-Литовское государство.
Крупные деятели Римско-Католической Церкви издавна обращали свои взоры на Русскую Православную Церковь, стремясь склонить ее к унии. Но после неудачной попытки внедрить унию в Московском государстве после завершения Ферраро-Флорентийского Собора (1439 г.) их действия стали более осторожными.
Возобновление подобных попыток относится к 1581 г.: иезуит Антоний Поссевин, прибыв в Москву, добился аудиенции у царя Иоанна Грозного, имел с ним богословский диспут и вручил ему сочинение «О разностях между римским и греческим вероисповеданиями». Усилия Поссевина были напрасными, но по возвращении в Рим он представил Папе отчет о своей деятельности. Объяснив неодолимые трудности, с которыми связаны попытки введения католичества в России, он обратил внимание Папы на южнорусскую Церковь в польско-литовских владениях, предлагая усилить католическое влияние именно в этих землях.
В 1589 г. в России было учреждено патриаршество. Ранее автономия Киевской митрополии сохранялась на основе временного разрыва и неопределенных отношений между Москвой и Константинополем. Теперь же с учреждением патриаршества между обеими Церквами установились нормальные канонические отношения и мог возникнуть вопрос о воссоединении разделенных с Русской Церковью ее частей.
Приняв участие в учреждении патриаршества в России, Патриарх Константинопольский Иеремия II в 1589 г. проездом на родину некоторое время находился в пределах Польско-Литовского государства. В Вильно он встретился с королем Сигизмундом III (1587-1631) и согласился возвести архимандрита Михаила (Рагозу) в сан митрополита. 1 августа 1589 г. архимандрит Михаил (Рагоза) был посвящен в сан митрополита в Виленском Пречистенском соборе Патриархом Иеремией II.
Вскоре митрополит Михаил (Рагоза) начал созывать ежегодные Соборы в Бресте. Созванный в 1590 г. Собор по примеру всех прежних русских Соборов не был ограничен участием в нем епископов, но на нем были представлены и архимандриты, игумены, священники и миряне. На официальных заседаниях речь шла о благе Православия. А вне сессий Собора в глубокой тайне от народа вершился сговор ряда епископов, соглашавшихся с унией.
Введенные в заблуждение, эти епископы намеревались приобрести расположение католического правительства путем принятия унии, внешне почти ничего не менявшей в практике церковной жизни. Подписав тайное обязательство способствовать заключению унии, они рассматривали ее как разновидность формально не отмененной Флорентийской унии 1439 г.
В сентябре 1595 г. епископы Кирилл (Терлецкий) и Ипатий (Поцей) отправились в Рим для представления Папе от имени южнорусских епископов акта подчинения их Римскому престолу. 15 ноября они прибыли в Рим и вскоре были приняты Папой Климентом VIII в частной аудиенции «с несказанной милостью и лаской». Папа Климент VIII для официального засвидетельствования западнорусскими иерархами вступления их в унию с Римом поручил митрополиту Михаилу (Рагозе) созвать Собор и осуществить формальное заключение унии. Сигизмунд III разрешил созыв Собора, хотя, по дошедшим до Кракова сведениям, русский православный народ уже так разошелся со своими пастырями, что запоздалый Собор не обещал унии никакой перспективы.
И тем не менее на Варшавском сейме (март - май 1596 г.) вопрос об унии впервые был поставлен открыто. Вскоре на сейм стали поступать официальные протесты земских послов (депутатов). Защитник Православия князь Константин Константинович Острожский лично протестовал против самочинно введенной унии. Во всех протестах единодушно высказывалось ходатайство о низложении епископов-униатов. Епископы Ипатий и Кирилл обвинялись в том, что они тайно отправились «в чуждую землю и предались чужой власти».
Протест князя К. К. Острожского вызвал открытые протесты православных мирян. В Вильно все члены православного братства отправили послов к воеводе князю Крыштофу Радзивиллу, чтобы он был им «помощью и оборонцем» против пастырей - изменников веры. Виленское духовенство внесло формальный протест в городские книги против беззаконных действий своих иерархов, «безо всякого Синода и соглашения с народом христианским» предавших православную веру.
Но, несмотря на это, митрополит Михаил (Рагоза) 21 августа 1596 г. подписал окружное послание о созыве Собора, назначив его открытие в Бресте. Открытие Собора состоялось 6 октября 1596 г. Митрополит Киевский Михаил, а также епископы Луцкий, Владимирский (на Волыни), Полоцкий, Пинский и Холмский, отступив от Православия, готовы были принять унию с Римским престолом. Но двое из семи южнорусских епископов - Львовский Гедеон (Балабан) и Перемышльский Михаил (Копыстенский) - остались на стороне православных. Поэтому вскоре после начала заседаний Собор разделился надвое: на Православный Собор и униатский.
Униатский Собор, на котором присутствовали также папские и королевские послы и ряд западнорусских епископов, перечисленных выше, подтвердил унию с Римом, о чем была составлена соборная грамота.
Собравшиеся в Бресте православные сочли вправе открыть свой Собор независимо от правительственного униатского Собора. Экзарх великий протосинкелл Никифор имел письменные полномочия от Патриарха Константинопольского председательствовать на местных Соборах, даже если бы в них участвовал митрополит Киевский. Таким образом, присутствие великого протосинкелла Никифора - Экзарха Константинопольского Патриарха, придало канонически правильный характер православному Собору в Бресте.
Патриарший Экзарх великий протосинкелл Никифор открыл православный Брестский Собор обширной речью. Но главное значение он придавал не своим полномочиям, а соборной воле православного русского народа, которая должна была выражаться здесь через избранных полномочных депутатов. Позиция участников Собора сводилась к тому, что без воли Собора восточных Патриархов местный Собор в Бресте не вправе решать вопрос об унии.
9 октября 1596 г. - последний день заседаний православного Собора. В тот же день закончился и Собор униатский.
Участники униатского Собора зачитали грамоту о заключении унии с Римом, а затем направились в местный римско-католический храм для пения гимна «Те, Деум». После молитвы было произнесено отлучение на руководителей православной стороны: на Преосвященных Гедеона (Балабана), епископа Львовского, и Михаила (Копыстенского), епископа Перемышльского, а также на киево-печерского архимандрита Никифора (Тура); всего - на 9 архимандритов и 16 протопопов поименно и на все духовенство, не принявшее унии в общей форме. На следующий день отлучение было обнародовано и к королю обращена просьба: вместо отлученных назначить всюду лиц, принявших унию.
Православный Брестский Собор отверг унию, отлучил униатских епископов и лишил их сана, возвратив в сан тех священнослужителей - защитников Православия, которые были лишены его епископами - приверженцами унии. На этом Соборе присутствовало много мирян во главе с князем К. К. Острожским. Участники православного Собора под председательством Патриаршего Экзарха великого протосинкелла Никифора начали суд над митрополитом Михаилом (Рагозой) и епископами-униатами за то, что 1) они нарушили епископскую клятву верности Патриарху и православной вере; 2) посягнули на право Константинопольского Патриарха в его пределах по постановлению древних Соборов; 3) самовольно, без участия и Патриарха, и Вселенского Собора, дерзнули решить вопрос о соединении Церквей и, наконец, 4) пренебрегли троекратным вызовом их на объяснение перед Патриаршим Экзархом и Собором.
После оглашения доказательств этих обвинений как подтвердившихся Патриарший экзарх великий протосинкелл Никифор встал на возвышение и, держа в руках Крест и Евангелие, торжественно, от имени Собора, объявил епископов-отступников лишенными священного сана. Затем миряне, участвовавшие в заседаниях православного Собора, дали «обет веры, совести и чести»: не повиноваться этим неистинным пастырям. Затем от имени всех членов Собора об этом решении было объявлено униатскому Собору.
К королю православный Собор направил просьбу: лишить извергнутых и отлученных епископов-униатов их епархий («хлебов духовных») и отдать их места новым кандидатам, избранным православными.
В тот же день участники православного Собора подписали две резолюции, близкие по содержанию.
Первая гласила: «Мы даем обет веры, совести и чести за себя и наших потомков -не слушать этих осужденных соборным приговором Митрополита и Владык, не повиноваться им, не допускать их власти над нами. Напротив, насколько возможно, противиться их определениям и распоряжениям и стоять твердо в нашей святой вере и при истинных пастырях нашей Святой Церкви, особенно при наших Патриархах, не оставляя старого календаря, тщательно сохраняя огражденное законами общее спокойствие и сопротивляясь всем притеснениям, насилиям и новизнам (нововведениям - Ред.), которыми бы стали мешать целости и свободе нашего богослужения, совершаемого по древнему обычаю.
Объявляем об этом торжественно, прежде всего перед Господом Богом, потом и всему свету и в особенности всем обитателям короны, областей Великого княжества Литовского, к короне принадлежащих».
Вторая резолюция читалась так: «Мы, сенаторы, сановники, чиновники и рыцарство, а также и духовные лица греческой веры, сыны Восточной Церкви, собравшиеся сюда, в Брест, на Собор, достоверно узнали теперь от самих вельможных панов, посланных на Собор Его королевской милостью: что они с Митрополитом и несколькими Владыками - отступниками от Греческой Церкви составили и обнародовали без нашего ведома и против нашей свободы и всякой справедливости какую-то унию между Церквами Восточной и Западной. Мы протестуем против всех этих лиц и их неправильного деяния и обещаемся не только не подчиняться, но с Божией помощью всеми силами сопротивляться им. А наше постановление против них мы будем подкреплять и утверждать всеми возможными средствами и особенно нашими просьбами перед Его королевской милостью».
Но православные не имели особой надежды на исполнение их просьбы к королю. И действительно, несмотря на их ходатайства перед королем о защите своих прав, Сигизмунд III утвердил только все постановления униатского Собора. Против духовных лиц, принимавших особенно активное участие в деяниях православного Брестского Собора, были даже начаты гонения. Свободному пользованию правом общественного и религиозного самоопределения наступил конец. Церковная уния приобрела и государственный характер. Борьба с ней расценивалась как выступление против государства.Последствия насильственного введения унии вскоре испытали на себе православные христиане всего юго-западного края. Так, в самом Бресте до 1596 г. было 10 православных храмов; при введении унии все они силой были обращены в униатские. Епископ-униат Ипатий (Поцей) отобрал у православного Брестского братства школу и поставил в ней учителем униата Петра Аркудия, которого привез с собой из Рима. И только в 1632 г. православные жители Бреста приобрели первую православную церковь святого Симеона Столпника с принадлежащим ей монастырем.
О насильственном характере введения унии свидетельствует дальнейшая история православного Брестского братства. В 1633 г. православные жители Бреста, согласно указу короля Владислава IV, получили другую церковь - во имя Рождества Пресвятой Богородицы. С возвращением этих церквей православным многие жители Бреста возвратились из унии в Православие, чему также способствовал благочестивый и ревностный брестский игумен Афанасий (Филиппович). «Мы непрестанно, - писал он, - говорили в церкви и твердили повсюду и при всяком случае, что эта уния введена незаконно и противна (т. е. направлена против. - Ред.) Восточной Церкви».
После измены Православию и принятия унии западнорусским митрополитом и пяти епископами во всей западнорусской Церкви остались только два православных епископа в Галичине. В 1597 г. епископ Львовский Гедеон (Балабан) получил титул Экзарха Константинопольского Патриарха и, таким образом, фактически стал главой православной Киевской митрополии. Но он скончался в 1607 г., а вскоре умер и другой православный епископ - Михаил (Копыстенский; 1610 г.). Назначить на Перемышльскую кафедру православного епископа не было возможности, а епископа Гедеона (Балабана) сменил епископ Львовский Иеремия (Тиссаровский), с трудом добившийся посвящения во епископа. В случае его смерти православная западнорусская Церковь оставалась без епископского возглавления.
В 1605 г. во Львове было издано обстоятельное историческое изложение коварных и насильственных методов подготовки и проведения унии в жизнь, называвшееся «Перестрога» (т. е. «Предостережение»). «Перестрогу» написал православный львовский священник, участвовавший в заседаниях Брестского Собора. В своем труде он объяснил причины возникновения в западнорусской Церкви унии, описал, как она вводилась и какими насильственными мерами распространялась.
Автор скрыл свое имя и причину этого объяснения в своем сочинении: «Кто против вас пишет и не смеет имени своего в книжках написати, абы его не поткала беда, яко Стефана пока, которого в Луцкой реце утоплено, иже против вас стояти обещался и поведался».
Начался новый, тяжелый период в истории Православной Церкви в Польско-Литовском государстве - как гонимого меньшинства. В этот период систематически насаждалась уния, велась борьба против православного населения, переходившая часто в гражданскую войну и вызывавшая казацкие восстания.
Постепенная ликвидация Брестской унии началась в конце XVIII в., когда с Россией воссоединились Правобережная Украина и Белоруссия. 12 февраля 1839 г. с Русской Православной Церковью воссоединились 1607 приходов с населением до 1 600 000 человек на территории Белоруссии и Украины. 11 мая 1875 г. в Православие возвратились 236 приходов с населением до 234 000 человек на Холмщине. Как сказал один из иерархов: «Отторгнутые насилием воссоединялись любовью». Процесс этот продолжался и в дальнейшем, по мере того как с Украиной воссоединялись другие отнятые у нее в прошлом земли. В марте 1946 г. на Львовском Церковно-Народном Соборе Греко-Католической (униатской) Церкви западных областей Украины Брестская уния была упразднена.
Окончательное решение церковных соборов Киевской митрополии, проходивших в разных городах Речи Посполитой и утвержденным в октябре 1596 г. в Бресте. Можно выделить две основные составляющие содержания решений: подчинение Киевской митрополии верховной власти папы римского и принятие католического вероучения, а также сохранение восточнохристианской византийской обрядности. Брестская уния стала причиной острого кризиса межэтнических и межконфессиональных взаимоотношений в Речи Посполитой.
Среди основных причин можно выделить следующие: активная прозелитская деятельность католического духовенства Речи Посполитой и внутренний кризис Киевской митрополии.
Причины и предпосылки: В XV в. происходит кризис Константинопольского патриархата, формальной частью которого была Киевская митрополия. В 1439 г. византийский император утвердил решения Флорентийского собора, объединившего под властью папы римского все восточные церкви (кроме московской митрополии, грузинской церкви и некоторых других). Несмотря на то, что к 1470-м гг. Флорентийская уния была фактически денонсирована со стороны восточных церквей, тем не менее, это сильно отразилось на взаимоотношениях восточнохристианских церквей, а также стало воплощением идеи унии как таковой. Взятие Константинополя турками в 1453 г. также сильно ослабило позиции Вселенского патриархата.
С другой стороны, Московская митрополия (с 1589 г. - патриархат) не поддерживала активных отношений с православными Речи Посполитой и придерживалась изоляционистской политики. Все это ослабляло позиции Киевской митрополии. В этих условиях уже начиная с XV в. наблюдается процесс прозелитской деятельности католиков Речи Посполитой, направленной на обращение православных. Так во второй половине XV в. в западнорусских землях был основан ряд бернардинских монастырей.
Прозелитской деятельности католиков способствовала соответствующая политика польских властей, желавших сплотить поликонфессиональное сочинение. Во многом это достигалось за счет того, что у католической аристократии и духовенства был во многом более высокий статус, чем у православных.
В связи с началом в Речи Посполитой, прозелитская политика по отношениям к православным несколько ослабла. Тогда проявляются две важных составляющих в идеологии будущей унии: разрешение сохранения обрядной стороны и образа жизни духовенства как условия привлечения православных для спасения их душ в лоне католической церкви. Так же для католиков важным было представление о том, что православное население Речи Посполитой вступило в схизму «автоматически», то есть не по собственному заблуждению, а из-за слепого подчинения Константинопольскому патриархату. Все эти аргументы были изложены в трактате известного католического проповедника Петра Скарги «О единстве Церкви Божией под единым пастырем» 1577 г. Известны и другие издания этой книги до конца XVI в., что говорит о ее популярности. Идеи Петра Скарги легли в основу идеологии будущей церковной унии. Также во второй половине XVI в. в польской публицистике высказывались мысли о подчинении Киевской митрополии на условиях Флорентийской унии. Важным было то, что при таких более смягченных условиях, идея унии стала привлекать высшее православное духовенство, желавшее укрепить свой статус.
Первое крупное проявление кризиса было во многом спровоцировано появлением в Киевской митрополии константинопольского патриарха Иеремии II, возвращавшегося в Константинополь из Москвы, где он поставил первого московского патриарха Иова. По просьбе крупного православного магната Константина Острожского Иеремия стал заниматься упорядочиванием дел в митрополии и вмешался в уже возникший конфликт между киевскими архиереями и православными братствами, желавшими поставить под свой контроль предстоятелей и финансы митрополии. Особой статьей обвинений со стороны братств был моральный облик некоторых архиереев, поставленных из светских лиц и обвиняемых в двое- и троеженстве. Иеремия лишил наиболее одиозных епископов хиротонии, снял с митрополичье кафедры митрополита Онисифора (Девочку) и поставил вместо него Михаила Рогозу. Отдельно он поддержал львовских братчиков в споре с епископом Гедеоном Балабаном.
Все это побудило часть православных епископов искать поддержки у польского короля и, в конечном итоге, от папы римского. Сильным стимулом стал собор 1590 г., на котором присутствовали не только представители высшего духовенства, но и настоятели монастырей, протопопы и представители православных братств. Под их давлением и при поддержке митрополита Михаила львовский епископ Гедеон Балабан был осужден. Недовольные решениями Собора, епископы Луцкий, Холмский, Турово-Пинский и Львовский 24 июня 1590 г. обратились к королю Сигизмунду III с посланием, в котором выразили желание подчиниться власти папы как «единого верховного пастыря и истинного наместника св. Петра» при условии гарантии прав духовенства, изложенных в специальных «артикулах». В ответе, полученном спустя более полутора лет, король Сигизмунд гарантировал сохранить за епископами их кафедры.
Заключение унии. В 1593 г. на соборе в Сокале епископ Гедеон, отказавшийся туда приехать, был отлучен от церкви. Одновременно с этим шла агитация среди прочих епископов, теперь к сторонникам унии примкнул епископ перемышльский Михаил Копыстенский. Крайне двузначно вел себя сам митрополит Михаил Рогоза, который, оставаясь формально ярым защитником православия, одновременно вел активную переписку с владимирским епископом Ипатием Потеем, ставшим новым главным идеологом унии.
Обеспечив себе таким образом поддержку большинства епископата, сторонники унии в конце 1594 г. собрадись на совещание в Сокале. Там были составлены адресованные папе Клименту VIII «артикулы» - условия, на которых епископы соглашались на подчинение Киевской митрополии его власти. Текст документа, по-видимому, дополнялся и переделывался, после того как в кон. 1594 г. к вышеназванным епископам присоединились митрополит Михаил и Владимиро-Волынский епископ Ипатий Потей, которые ранее в переговорах о заключении унии не участвовали. Решения совещания до сих пор вызывают сомнения, так как большинство епископов совещание игнорировало, а митрополит подписал послание, находясь под давлением со стороны Кирилла Терлецкого.
Окончательно сформулированные условия унии были изданы 1 июня 1595 г. в обстановке тайны от всей остальной паствы и представляли из себя следующее: неприкосновенность православных догматов и обрядов, признание верховной церковной власти папы, охрана прав иерархов от притязаний панов и братств, сохранение церковных имений, приобретение для высшего духовенства сенаторских званий. Киевский митрополит должен был сохранить право ставить епископов западнорусской митрополии без вмешательства Рима, а польский король должен был способствовать утверждению власти епископов над паствой: подчинить им приходское духовенство, школы, типографии и братства, монастыри, назначать епископов по рекомендации Собора епископов митрополии и добиться уравнения в правах католического и униатского духовенства. Таким образом, западнорусские епископы стремились заручиться поддержкой Римско-католической церкви в своих конфликтах с паствой, надеясь, однако, получить автономию как по отношению к Риму, так и по отношению к светским властям.
Ряд статей предусматривал запрет перехода из унии в католицизм, превращения православных храмов в костёлы, принуждения «русских» к переходу в католичество при заключении смешанных браков. Западнорусские архиереи рассчитывали, что отношения с Римом будут строиться по образцу отношений с Константинопольскими патриархами, которые не вмешивались во внутреннюю жизнь Киевской митрополии. По всей видимости католиков западнорусские архиереи, даже приняв решение подчиниться Риму, продолжали смотреть как на приверженцев иного исповедания.
«Артикулы» были составлены в обстановке секретности и подписаны, помимо митрополита еще только двумя епископами архимандритом. Однако условия стали известны и благодаря преданы огласке, что вызвало волну возмущения во всех слоях православного общества Речи Посполитой. Началась острая полемическая борьба, в результате которой Гедеон Балабан и Михаил Копыстенский отказались участвовать в работе по утверждению унии и заявили о своей приверженности православию. Тогда же экхарх константинопольского патриарха Никифор призвал православных Речи Посполитой не подчиняться воле епископов униатов. Несмотря на то, что «артикулы» пока еще подразумевали лишь формальное подчинение папе, сам факт признания власти Рима означал в глазах широких слоев населения процесс окатоличивания.
Все это поставило ярых сторонников унии в щекотливое положение - сохранить свои кафедры они могли только в результате заключения унии, которую необходимо было утвердить в Риме, что и произошло во время длительной поездки Кирилла Терлецкого и Ипатея Потея в ноябре 1595 - 1596 гг. в Рим. Папа Климент VIII согласился только на сохранение восточных обрядов (при условии, что «если только эти обряды не противоречат истине и учению католической веры и не препятствуют общению с Римской Церковью»). Папа гарантировал сохранение епископских кафедр, но не уравнение с правами католического духовенства. Митрополит киевский должен был утверждаться папой, все вероучение Киевской митрополии должно было соответствовать догматам католической церкви.
В декабре 1595 г. епископы принесли присягу папе «по форме, предписанной для греков, возвращающихся к единству Римской Церкви», таким образом окончательно было подчеркнуто, что Киевская митрополия - не равноправный партнер, а епархия «схизматиков», которых надо снова принимать в лоно Римской церкви.
Результаты пребывания епископов в Риме оттолкнули от них часть сторонников унии, которые соглашались на объединие с Римом на условиях, выработанных летом 1595 г., но, однако обеспечили полную поддержку короля. Сигизмунд III предписал подавлять выступления противников унии. На Собор, созванный митрополитом Михаилом (Рогозой) в Бресте 6 окт. 1596 г., король направил своих представителей во главе с троцким воеводой Михаилом Радзивиллом, которого сопровождал военный отряд, таким образом, собор в Бресте происходил в атмосфере жесткого давления со стороны королевской власти. 9 окт. 1596 г. Собор, созванный митрополитом, провозгласил присоединение Киевской митрополии к Римской Церкви. В этот же день на православном соборе экзарх Никифор объявил о низложении заключивших унию епископов (через год Никифора арестовали по обвинению в шпионаже в пользу Москвы и заключили в тюрьму, где он и умер). Таким образом, состоялся раскол Киевской митрополии.
Последствия. По приказу короля оставшихся два православных епископа Гедеон Балабан и Михаил Копыстенский были поставлены вне закона, пастве запрещалось им подчиняться. Таким образом православная иерархия в Речи Посполитой была фактически запрещена. Униатская церковь при поддержке польских властей часто прибегала к захватам православных церквей и монастырей, чем принуждало местное население переходить в унию. Зачастую мещане, исповедовавшие православие не могли участвовать в городском самоуправлении, православные вельможи вытеснялись из сената, а ремесленники - из цехов.
Такая жесткая религиозная политика во многом оттолкнула православное население Речи Посполитой от польского государства. Очень показательно, что Гедеон Балабан практически сразу после Брестского собора помирился с львовским братством. Он и Михаил Капыстенский долгое время тайно ставили священников и сумели сохранить преемственность православной Киевской митрополии до 1620 г., когда иерусалимский патриарх Феофан поставил киевского митрополита Иова Борецкого и восстановил иерархию в полной мере.
Уния рассматривалась православным населением как грубое нарушение прав, полученных в предыдущие столетия и во многом стала идеей, объединявшей вокруг себя сторонников борьбы с Речь Посполитой и в т.ч. перехода под власть российских царей, что от части стало причиной трагических событий в Речи Посполитой в середине - второй половине XVII в. и изменению структуры международных отношений в Восточной Европе в последующее время.
