П корин портрет пианиста игумнова описание. Павел Корин

Уроженец Палеха Павел Дмитриевич Корин не стал иконописцем, как его дед и отец. Но фамильная закваска всегда была ощутима в его творчестве. И именно он создал почти иконописный образ гонимой Церкви — «Русь уходящую».

Одна из видных династий палехских иконописцев — Корины. Прихожане в нескольких поколениях, они жили под его сенью, а последний приют находили на палехском кладбище, близ .

25 июня (по старому стилю) 1892 года в семье потомственного иконописца Дмитрия Николаевича Корина родился сын Павел. В силу семейного рода деятельности обстановка иконописной мастерской была знакома ему с детства. Он и сам должен был стать иконописцем — как его отец и дед. Даже раннее сиротство — отец умер в 1897 году — не помешало Павлу освоить фамильную специальность. В 1903—1907 годах он учился в только что основанной иконописной школе под руководством Евгения Ипполитовича Стягова, выпускника Академии художеств, и окончил ее со званием мастера-иконописца (здесь же, в палехской школе, отучился, придя двумя годами позже, и младший брат Павла Александр).

Становление


Окончив школу, шестнадцатилетний Павел Корин отправился в Москву, рассчитывая продолжить ученье. Пример для подражания он имел в своем близком родстве: Алексей Михайлович Корин, его двоюродный брат (правда, сильно старший), с успехом окончил Московское училище живописи, ваяния и зодчества и стал «настоящим» художником.

В Москве Корин поступил в иконописную мастерскую, но учиться здесь ему было нечему, и он «прибился» к иконописной палате Донского монастыря. Вскоре состоялось едва ли не самое важное событие в жизни Корина — он познакомился с Михаилом Васильевичем Нестеровым. Работая вместе с ним (в частности, над росписями Покровского храма Марфо-Мариинской обители, где пять лет спустя молодой палешанин уже самостоятельно будет расписывать крипту), он учился приемам монументальной живописи, и тяга к монументалистике сохранилась в нем на всю жизнь.

От Нестерова Корин много почерпнул и в отношении портретного искусства, многие портреты его кисти отзываются нестеровским «послевкусием», хотя, конечно, прямое влияние учителя Корин, обладая большим и самобытным дарованием, преодолел. Под влиянием Нестерова он знакомился и с произведениями искусства — как древними, так и новыми. В особенности обогатили его, по собственному признанию, посещения Третьяковской галереи.

Из старых русских художников Корин более других ценил Александра Иванова. «Явление Христа народу» вместе с корпусом этюдов к нему были для Корина определенным эталоном. И это важно, если вспомнить о центральном произведении всей жизни мастера — «Реквиеме», по масштабности замысла приближающемся к «Явлению Мессии» и состоявшемся только в эскизах (а по мнению ряда искусствоведов, эскизы Иванова к «Явлению Христа» гораздо интереснее и важнее для развития русской живописи, чем само полотно).

Реставратор С. С. Чураков (он послужил моделью для молодого мирянина, изображенного в правой части «Руси уходящей»), учившийся у Корина уже в 1920-е годы, вспоминал, что тот «всячески пропагандировал Иванова, говоря, что он равен Рафаэлю», и приводил в связи с этим такой сюжет: «В те годы была выставка Аполлинария Васнецова. Все этюды Иванова были сняты, и развешаны работы А. Васнецова. Корин возмущался, ругался и всем ученикам своим запретил ходить на эту выставку, выразив таким образом протест против Аполлинария Васнецова».

Вернемся, однако, в дореволюционную пору.

Хотя ученичество у такого мастера, каким был Нестеров, стоило целого университета, Корин все же в 1912 году поступил в МУЖВЗ. Здесь его наставниками были К. А. Коровин, А. О. Пастернак, С. В. Малютин. А на летние каникулы он уезжал в Палех.

В 1916 году Корин окончил училище и тогда же посетил Ярославль и Ростов для изучения местных фресок — по желанию великой княгини Елизаветы Федоровны, пригласившей его работать над росписями крипты в Марфо-Мариинской обители.

Мастер

В феврале 1917 года Павел Дмитриевич перебрался в мастерскую на Арбате, на чердак дома 24, где жил до 1934 года. Теперь уже он сам — не ученик, а учитель. Приглашенный преподавать в МУЖВЗ, он совмещал педагогическую деятельность с реставраторской, а кроме того, подрабатывал в голодные годы военного коммунизма в анатомическом театре (работа эта пошла ему впрок как художнику).

В арбатскую мастерскую Павел Дмитриевич привел и жену Прасковью Тихоновну (из воспитанниц Марфо-Мариинской обители), с которой обвенчался в 1926 году. И здесь, под арбатской крышей, в нем постепенно зрел замысел «большой», как сам художник помечал в записной книжке, картины. Сначала это был замысел под рабочим названием «Благослови, душе моя, Господа». Возможно, для его исполнения он копировал этюды Иванова к «Явлению Христа» и зарисовывал в антирелигиозном музее мощи свт. Иоасафа Белгородского. А с 1925 года идея выкристаллизовалась. Работой жизни стал «Реквием».

В 1931 году мастерскую художника посетил Максим Горький, принявший на себя с тех пор роль «охранителя» творческих поисков Корина. С помощью Горького Корину удалось обустроить мастерскую в отдельном доме на Малой Пироговской (сейчас здесь устроен посвященный ему музей) и побывать вместе с братом в Европе, где он увлеченно изучал наследие старых мастеров.

Властью Павел Дмитриевич обласкан не был, хотя на мрачном фоне 1930—1940-х годов его жизнь выглядит вполне благополучной: в 1931—1959 годах он возглавляет реставрационную мастерскую Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, в 1939—1943 годах работает над серией портретов деятелей культуры, заказанной Комитетом по делам искусств, в конце 1940-х — начале 1950-х годов преподает в Художественном институте имени В. И. Сурикова.

Однако настоящее официальное признание мастер получил только в первой половине 1950-х годов, когда по его эскизам были созданы мозаики станции московского метрополитена «Комсомольская» (кольцевая) и витражи станции «Новослобоская». За панно для «Комсомольской» Корин получил в 1954 году Государственную премию, а спустя несколько лет — звание народного художника РСФСР.

Доживал свои последние годы Корин тихо — в мастерской на Пироговке, с верной спутницей Прасковьей Тихоновной и старым эрделем. Время от времени наведывался в Палех, ничего не меняя в родительском доме (о создании «фамильного» музея Корин думал уже тогда). Умер Павел Дмитриевич 22 ноября 1967 года и был похоронен на соседнем Новодевичьем кладбище.


Саша Митрахович 30.10.2017 07:40


На фото: «Реквием. Русь уходящая».

Этой ненаписанной картине Павел Корин дал название «Реквием». «Уходящей Русью» ее окрестил Максим Горький, поставив придуманное им название (и свое собственное имя), как щит, между замыслом художника и теми, кому этот замысел мог показаться «неблагонадежным».

От многолетней работы над «Реквиемом» нам остались только эскизы. Много эскизов. Много блестящих — и трагических — портретов тех, кто уходил. Кого советская действительность «уходила», изгоняла из себя.

Замысел полотна родился у Павла Дмитриевсича, когда он, вместе с М. В. Нестеровым, пришел проститься с усопшим Патриархом Тихоном. В тот день, 12 апреля 1925 года, к ужасу властей, явился местом притяжения для тысяч людей. Ритм жизни социалистической Москвы оказался нарушен. То, что ужаснуло партработников, Корина потрясло. Он увидел в этом Церковь, вышедшую на «последний парад» и первоначально замыслил написать картину-шествие, чтобы ее герои проходили перед зрителем скорбной вереницей.

С. С. Чураков вспоминал о ранних эскизах к «Реквиему»: «Это шествие в горах. Снеговые горы и идущие люди». Но вся дальнейшая работа шла в русле «картины-предстояния» (в этом предстоянии, однако, есть и потенциал движения, исхода; как будто все собрались перед дальней дорогой), причем фоном были выбраны интерьеры , отчего создается впечатление, что фигуры как бы «выступают» из стен, становятся продолжением фресок, изображающих древних мучеников и святителей...

Работая над картиной, художник создал цикл из нескольких десятков портретов. Это действительно портреты — вполне реальных, большей частью «исторически-узнаваемых» людей. Но одновременно это трагические символы эпохи.

А подготовленный холст — размерами пять с половиной на девять с половиной метров — так и остался нетронутым. Нам достались лишь эскизы.


Саша Митрахович 30.10.2017 07:49


Павел Дмитриевич Корин. Реквием. Русь уходящая. Эскиз. 1935-1959

Столовая в доме П.Д. Корина на М. Пироговской.

«Русь уходящая». Часть 1 . 7 ноября 2007

Имя Павла Корина сейчас не очень известно. Но художник это действительно незаурядный, ученик Нестерова, достойный продолжатель школы русского психологического портрета. А более всего сегодня он знаменит благодаря картине, которая так и не была написана...

Дом-музей Павла Корина.

Этой осенью довелось побывать на Немецком кладбище. Впечатление было очень сильным, захотелось узнать больше. И увидеть. Так, естественным оказалось пойти в музей Павла Корина - в свое время он создал серию портретов-эскизов многих из тех, кто ныне покоится на Немецком.
Цель была узкой, а получили мы, естественно, гораздо больше.

Музей-квартира художника П.Д.Корина

Сначала "отпугнула" система попадания на выставку: только вторник, среда, пятница, только с экскурсией, только по договоренности с экскурсоводом... Но не пойти было невозможно, а с экскурсоводом сговорились неожиданно легко и быстро. На следующий день после звонка мы уже стояли у двери музея. Музей - на Спортивной, Малая Пироговская, 16, флигель 2. Домик - бывшая баня (баней он был еще до того, как стал мастерской художника), совершенно «аутентичный», как будто не из нашего времени. Ждали мы недолго: появился экскурсовод в сопровождении нескольких человек.
- Меня ждете?
- Ждем. Вас.
- А что, уже три часа? Ну, в России вовремя происходят только революции. Причем только пролетарские.
И в таком духе оно и было дальше... Впрочем, говорили не столько о революциях, сколько об искусстве и истории, и дай Бог каждому экскурсоводу и искусствоведу так глубоко знать свой предмет. Вадим Валентинович «горит», а это бывает не так часто...
Внутри музея студено и сумрачно, на обувь просят надеть замысловатые войлочные тапки, а вещи сложить на сундук. Причем здесь за имущество «несут ответственность»: уверяют, что ничего никогда не пропадало. А это по нынешним временам тоже редкость.
Вот мы в мастерской. И она же - галерея. Стоят, смотрят на нас. Сидим, смотрим на них. Одно из самых сильных впечатлений - эти минуты молчания в ожидании экскурсовода.

Мастерская П.Д. Корина на М. Пироговской.

Последняя литургия на Руси

Этюд-портрет митрополита Трифона (Туркестанова) - цветовой (да и не только цветовой) центр выставки. Хотя само полотно - одно из самых маленьких. «Огненный митрополит» в красном пасхальном облачении. По замыслу художника, эта фигура должна была быть и центром композиции «Реквиема» (это авторское название, «Уходящую Русь» предложил Горький).

Потом вместе с экскурсоводом рассматриваем эскиз, где многие и многие собраны, наконец, в единую композицию. Символы. Три патриарха - Тихон, Сергий, Алексий - рядом, как на иконе (а жили и были патриархами они, естественно, в разное время). Впрочем, «Реквием» по замыслу не реалистическая картина. Аллегория? Диакон (писаный с диакона же, знаменитого Холмогорова) - гиперболически увеличен. Стоящий рядом митрополит Трифон - уменьшен, почти карлик. Но это - центр.
А дальше нам предлагают интерпретацию картины: все стоят спиной к алтарю - исход, «реквием». Диакон воздел руку - просит благословить кадило. Но все, у кого он может испросить это благословение (священники, архиереи) - у него за спиной. Итак, он просит благословения у Самого Бога. Потому что на картине - последнее православное богослужение на Руси.

Люди, которые предпочли уйти, нежели измениться...

1925 год. Похороны Патриарха Тихона. Стечение народа, какого никто не ожидал. Идут все. В том числе Корин со своим старшим другом и наставником Нестеровым. Понятно, что ТАКОЕ - в последний раз. То были люди, которые предпочли уйти, нежели измениться. И Корин загорается идеей - «остановить мгновение», запечатлеть «образы духовной стати предков».
Но возникли проблемы практические: позирование. Большинство потенциальных моделей об этом слыхом не слыхивали, никуда идти не соглашались. Корин обратился к Нестерову, тот в свою очередь свел его с митрополитом Трифоном (Туркестановым). Трифон был духовником и самого Нестерова, и многих из тогдашней творческой интеллигенции. Ермоловой, например... У него было и высокое происхождение, и блестящее образование, карьерные перспективы... Искусство знал профессионально и с творческими людьми разговаривал о культуре на равных. Но в Москве начала ХХ века его называли еще и «кухаркиным архиереем», потому что он служил литургии для слуг, т. е. начинавшиеся в 3-4 утра, чтобы челядь успевала вернуться к моменту пробуждения хозяев. А еще он считался самым выдающимся оратором своего времени (а ведь это и время Кони и Плевако, да и вообще «говорить красно» умела почти вся тогдашняя интеллигенция).

Итак, митрополит Трифон Нестерову не отказал, согласился на 4 сеанса по 2 часа. (Заметим, что серовская «Девочка с персиками» - воплощение естественности - семьдесят сеансов, а портрет Ермоловой - около трехсот.) Корин успевает написать с натуры лишь лицо, фигуру пишет с манекена, отсюда и некоторая непропорциональность. С остальными труднее. Художник ищет типажи по московским храмам, а люди не хотят идти в мастерскую... Тогда - «козырь»: «У меня сам Трифон стоял. Придете - увидите. Увидите - встанете». Это действует. А когда к словам прибавляется пакет пшена или бутылочка масла... Время-то голодное. Но все равно проблема: «модели» не привыкли к позированию, они быстро «гаснут» - исчезает та одухотворенность, которую и пытается передать Корин. И так он и работает: за 20-30 минут надо запечатлеть главное...

Но все это рассказал экскурсовод.

От себя: в конце экскурсии остановились у фотографии художника. Вадим Валентинович порассуждал о том, какой красивый был мужчина (соглашусь, пожалуй) и что редкий это случай, когда при всем этом он еще и «нормальный». А потом попались мне фотографии Корина 30-х годов, времени, когда он работал над «Уходящей Русью». Ну, так скажем, хорошенький мальчик, в стандартном таком костюме... И как он, с этими-то «духоносными», один на один? Ведь и на эскизы его бестрепетно не посмотришь, как, знаете, не каждой иконе можно в глаза смотреть.

П.Д. и П.Т. Корины. 1930 * ~ * Павел Корин в 1933 г.

P.S. От себя замечу, что и моё посещение музея-квартиры и мастерской Павла Корина было схожим с приведенным здесь, и впечатление произвело такое же сильное.
И вам всем рекомендую найти группу единомышленников или друзей, близких вам по интересам, сходить туда, посмотреть и послушать...
Уверена, что не пожалеете! (с) allerleiten:)
===============================

«Русь уходящая». История ненаписанной картины. Часть 2 . 12 ноября 2007

Ненаписанное полотно парадоксальным образом существует в человеческом сознании. Получается, что одна из самых известных картин Корина - та, которой, по сути, не существует. «Ненаписание» с большей или меньшей степенью убедительности можно объяснить разными причинами, внешними и внутренними. Но, возможно, невоплощенный замысел не поражение, а победа?
Почему?

Нетронутый холст во всю стену тоже полноправный объект экспозиции, символ, допускающий множество интерпретаций. Но сила воздействия - потрясающая. А представляете, каково было художнику долгие годы смотреть на полотно, к которому он страстно хотел, но так и не смог притронуться?

У Корина был талант, вдохновение, желание работать. Но картина «не складывалась», не была ясна общая композиция. К тому же художник, происходивший из семьи потомственных палехских иконописцев, прошедший «школу» общения с Нестеровым, воспринимавший искусство как служение, требования к себе предъявлял громадные. Он не мог не завершить всей, как ему виделось, необходимой подготовительной работы. Возможно, это и стало одной из причин того, что «Уходящая Русь» не была написана. А может, причины были в другом?..

Версия вторая

Время. Двадцатые-тридцатые годы прошлого века - не самое спокойное время, а коринская тема к тому же неоднозначна... Но является неожиданный «ангел хранитель» - «первый советский писатель» Максим Горький.

3 сентября 1931 года Алексей Максимович пришел в мастерскую художника, которая тогда располагалась на Арбате. Корин жил уединенно, писал этюды для задуманной им картины, но слух о его незаурядном таланте дошел до писателя. И встреча оказалось судьбоносной... О Горьком - и при его жизни, и после смерти - писали и говорили по-разному: сейчас все чаще - «ницшеанец», «трагическая фигура эпохи», в советские годы - «буревестник революции». В какой ипостаси он шел в мастерскую? Судя по тому, как складывалась дальнейшая история отношений Горького и Корина, в тот день встретились не только писатель с художником, но и человек с человеком...

«Ангел хранитель»

Корин показал Горькому многочисленные портреты, этюды для задуманного еще в 1920 «Реквиема» (среди них - «Юродивый», «Слепой», «Отец и сын»). Название «Реквием» Горькому не понравилось, он предложил не использовать в наименовании заимствованных слов. У него же и родился новый вариант: «Уходящая Русь».

А еще - предложил поехать за границу: «Через месяц я еду в Италию, поедемте вместе, я похлопочу». Так Корин побывал в Италии и Франции.

Во время поездки художник внимательно изучает произведения великих мастеров прошлого, мыслью постоянно возвращаясь к своей картине, пытаясь найти пути воплощения замысла. «Боже мой! Неужели и мне закрыт путь к Великому Искусству? Понимая всю пошлость и низость падения, неужели и я должен свалиться туда? Боже! Как же, как же подняться к высотам чистого искусства? <...> Слышите ли вы меня, Великие? Кричу вам, зову вас, помогите, помогите, помогите!!!» (11 июня 1935). Другая запись сделана несколько позже: «<...> Великие, помогите. Как я остро ощущаю Гений у других и преклоняюсь перед ним. Боже, неужели у меня нет этого пламени? Тогда не стоит жить...» (28 июня 1935).

А гостя у Горького в Сорренто, Корин в 1932 году пишет знаменитый портрет, который о Горьком говорит больше, чем иные из книг, писем и дневников.

По возвращении в феврале 1934 года при содействии того же Горького Корин переезжает в новую благоустроенную мастерскую (она же ныне дом-музей). Уже заказан и привезен огромный холст - 50 квадратных метров. Все готово для написания «Уходящей Руси». Но в 1936 году Горький умирает. С ним уходит и материальная поддержка, и покровительство, ограждавшее художника от «злобы дня». Корин вынужден писать на заказ, работать над эскизами станций метрополитена и портретами великих советских людей. Он остался верен себе, действительно писал только великих (среди множества изображенных им - ни одной посредственности), но к огромному полотну он так и не притронулся.

Невыразимое

Находясь в музее, трудно удержаться от искушения «примерить» эскиз на холст. Иногда получается. Ненаписанное полотно парадоксальным образом существует в человеческом сознании. Выходит, что одна из самых известных картин Корина - та, которой не существует.

«Ненаписание» с большей или меньшей степенью убедительности можно объяснить разными причинами, внешними и внутренними. Но, возможно, невоплощенный замысел не поражение, а победа?

Реквием, согласно определению - заупокойная служба. По сути, Корин пытался изобразить «отпевание» Русской Церкви. А она выжила. Та же и не та, но все равно «Единая Соборная Апостольская», которую врата адовы не одолеют.

P.S. Историческая ремарка

На полотне Корин, по-видимому, пытался изобразить последнюю службу в Успенском соборе Кремля, 5 мая 1918 года. Долгие годы потом Успенский собор Кремля был музеем. Однако по прошествии семидесяти с лишним лет здесь снова отворились царские врата: 1989 году состоялось торжественное богослужение, посвященное четырехсотлетию Патриаршества на Руси. Возглавлял службу Патриарх Московский и всея Руси Пимен.

И вот что интересно: среди трех десятков этюдов, написанных как подготовка к «Реквиему», есть портрет молодого двадцатипятилетнего иеромонаха. На общем эскизе «Реквиема» монах стоит справа, ближе всех остальных к зрителю, как бы выступая из картины. Это - будущий патриарх Пимен...

РЕКВИЕМ

Творческое наследие замечательного художника и гражданина России П.Д. Корина необычайно многообразно. Происходя из иконописного Палеха и сложившись поначалу как мастер-иконописец, Корин навсегда сохранил интерес к внутреннему миру человека и впоследствии стал одним из выдающихся портретистов современности. Возможно, та же чисто иконописная традиция миниатюрного пейзажа на палехских иконах привела со временем художника к созданию ряда вполне оригинальных пейзажей-панорам. Эти завораживающе-прекрасные живописные «ленты» дарят зрителю ощущение беспредельного пространства и красоты русской природы, а самого художника представляют тончайшим лириком и одновременно глубоким философом.

Участие вместе с М.В. Нестеровым в росписи Покровского собора Марфо-Мариинской обители навсегда пристрастило молодого Корина к монументализму. Впоследствии он работал над триптихами «Александр Невский», «Дмитрий Донской», «Сполохи», над гигантским фризом «Марш в будущее» для Дворца Советов, над эскизом монумента Победы в великой Отечественной войне 1941-45 годов. Работая над оформлением станций Московского метрополитена, Корин создал грандиозные мозаичные панно для станций «Комсомольская-кольцевая», «Новослободская-кольцевая», «Арбатская», а также эскизы витражей для станции «Новослободская-кольцевая».

И все же наибольший и все растущий интерес у нашего современника вызывают духоносные образы знаменитого коринского «Реквиема», или «Руси уходящей». Идея создания огромной историко-художественной эпопеи зародилась у художника весной 1925 года, когда верующая Москва, да и вся православная Россия, хоронила своего архипастыря-патриарха Тихона.

Он умер в день православного праздника Благовещения богородицы 25 марта (7 апреля) 1925 года в своей московской резиденции - Донском монастыре.

Если учесть, что Тихон был первым патриархом после 200-летнего перерыва (в 1718 году Петр I упразднил патриаршество в России) и что годы его патриаршества выпали на испытующее для русского православия время - между ноябрем 1917 и апрелем 1925-го, то стоит ли удивляться, что кончина патриарха вызвала в те дни паломничество к его смертному одру.

По всем дорогам к Москве, к стенам Донского монастыря потекли полноводные людские реки. Неожиданное и трагическое видение тысяч и тысяч безмолвно и скорбно идущих людей привело в те дни к Донскому монастырю и многих представителей московской творческой интеллигенции. Там были и писатели, и композиторы, и художники. Среди художников можно было увидеть искреннего певца Святой Руси Михаила Васильевича Нестерова, а с ним - его неизменного спутника и друга Павла Корина. Оба, и ученик и наставник, смотрели на происходящее глазами историков, размышляя над увиденным умом философов. Вполне сознавая, что они присутствуют при последней столь массовой и нешуточной демонстрации русского духа, Корин решил непременно запечатлеть столь величаво-трагический исход, не дать ему пройти бесследно. Необходимо было показать в образах грядущим поколениям русских людей корни их характера.

Стоит ли говорить, на что обрекал себя, задавшись подобной целью, художник, работавший в Москве в середине 30-х годов ХХ века. Только понимание и поддержка друзей - Михаила Васильевича Нестерова, а со временем и Алексея Максимовича Горького - дали ему возможность в течение последующих 12 лет работать над эпопеей (последний образ «Руси», «Митрополит Сергий», помечен 1937 годом). Однако над эскизом общей композиции «Реквиема» Корин размышлял практически всю последующую жизнь.

Даже непосвященному, просто остановившемуся перед эскизом «Реквиема» зрителю с первого взгляда становится очевидным, что он созерцает подлинную эпопею, причем поистине вселенского масштаба. В нешуточности замысла художника убеждают и мелкие цифры многозначительных дат под эскизом: 1935-1959 - неоспоримое свидетельство того, что в данном случае перед нами предстает не просто этап в творчестве мастера, но плод размышлений всей его сознательной жизни. Очевидно, что для полного понимания композиции от нас, зрителей, требуются конкретные знания, и как раз в той области, в которой у теперешних соотечественников художника ощутим определенный недостаток. Не будем удивляться ни неосведомленности современного жителя России, далеко не всегда узнающего даже интерьер основного храма своего Отечества - Успенского собора Московского Кремля, где разворачивается действие, ни тому обстоятельству, что сам художник, лишь вернув композиции ее первоначальное название «Реквием» (вместо горьковского «Русь уходящая»), никаких поясняющих строк к своему произведению не оставил. Причина этому одна: почти вся подвижническая жизнь Павла Корина, равно как и жизнь его соотечественников, пролегла в десятилетия не просто забвения, а нарочитого попрания христианского духа в России.

«Реквием» (в большом разрешении)
Памятуя о сказанном, постараемся в меру нашей компетентности проникнуть все же в глубину изображенного и понять подлинный замысел художника, ориентируясь только на очевидное и прибегая к формулировкам, неоскорбительным для Павла Корина - человека глубочайшего и просвещенного православного вероисповедания...

Как бы оттеняя блеск видных столпов русского исповедничества ХХ века, в галерее коринского «Реквиема» предстают и «нищие духом», скромные и незаметные молитвенники Руси православной, на неисчислимом множестве и стойкости которых выстояла в невиданных гонениях и до сих пор существует русская Церковь. Среди них и сельский священник отец Алексей - земляк Павла Корина, когда-то настоятель храма Иоанна Златоуста в соседнем с Палехом селе Красново. Добрый пастырь с бородой короля Лира и, как его шекспировский прообраз, переживший в этой жизни крушение всех земных идеалов: самоубийство сына, «посрамленного» за свое родство с отцом-священником, измену собственной паствы, вчера еще разбивавшей лоб об пол сельского храма, а назавтра «с революционным энтузиазмом» пошедшей крушить церкви и сшибать кресты с могил своих родителей...

И вот он стоит перед нами, сельский «батюшка» отец Алексей с прокуренными седыми усами, в обличии короля Лира - сама величавая в своей скромности, очевидная и неисчерпаемая русская доброта и незлобивость. Его взгляд - немой укор и приговор любому злу и насилию, святотатственному растлению человека - в каких бы личинах оно не появилось на свет!..

Здесь и парный портрет «Отец и сын» (Сергей Михайлович и Степан Сергеевич Чураковы), запечатлевший образы русских мастеровых, когда-то составлявших основу и гордость великого народа-созидателя. Как прекрасны руки сына в этом портрете поколений! И с каким мастерством они написаны! Но это не только руки человеческие. У Павла Корина, художника-философа, это символ почти глобальной, всечеловеческой масштабности. Отец - кряжистый, но уже «скользнувший» в толстовство. Такой явит упорство и в заблуждении. И сын, унаследовавший от отца ту же целеустремленность, ту же неотступность в переживании принятой идеи. Только эта натура еще более нервная, почти горячечная. Оба как бы на перепутье. Что выберут они, еще такие добротные, еще исповедующие добросовестность в труде, в жизни, во взаимоотношениях семейных? Ведь живут они в последние годы существования русской семьи с ее извечными и, казалось бы, незыблемыми нравственными устоями, с иерархией взаимоотношений между поколениями. Вскоре все это будет размыто и повержено... И весь этот узел человеческих переживаний с потрясающей силой выявлен художником не в лицах, даже не в глазах героев (глаза и у отца и у сына опущены долу, и в этом уже звучит трагический лейтмотив картины), а в сплетенных пальцах рук сына...

«Трое» - это не просто изображение трех благочестивых женщин, но отображение трех степеней духовного восхождения или, как об этих образах отозвался в свое время отец Александр Мень, «целый пласт русской женской духовности».

Старуха-игуменья, волевая и неколебимая сила, влекущая и увлекающая за собой; за нею - женщина средних лет в благоговейном смирении, ведомая игуменьей. И третья - высокая и прекрасная аристократка (каковы кисти рук!) с горящим взором огромных голубых глаз - вся трепет, смятение! Но и здесь - глубина и серьезность, когда речь идет о выборе духовного пути, и - безоглядность и стойкость, когда путь уже выбран.

Иллюстрацией подобного состояния души может служить еще один прекрасный женский персонаж эпопеи - «Молодая монахиня». Сколько целомудренной чистоты в этом образе! Помимо высокой духовности здесь и подлинное благородство, аристократизм духа и мысли. И удивительная естественность. Вот она, подлинная русская интеллигентность... до простоты! Ничего кичливого, броского, напоказ; все - внутренне, потаенно и уже потому - прекрасно! Невольно вспоминается Микеланджело: целомудренно живущий человек неизбежно несет на своем лице то отражение духовного света, подлинного богоподобия, которое задерживает старение, продлевает юность - весну человеческой жизни! Все сходится: перед нами дочь олонецкого губернатора Николая Васильевича Протасьева, благочестиво жившего, воспитавшего таких же детей и удостоившегося христианской кончины в 1915 году... «Мир дольний» знал его дочь Татьяну Николаевну Протасьеву как замечательного историка, блестящего знатока древнерусской письменности. «Мир горний» - тайной монахиней со святым именем в истории русской духовности ХХ века - Фамарь...

Есть в череде коринского «Реквиема» два замечательных этюда с образами схимниц. Сам художник в своих названиях этюдов уточняет: «схимница из Вознесенского монастыря» и «Схимница из Ивановского монастыря». Совершенно различные по облику, обе женщины являют собой единую ипостась высшей монашеской аскезы, обе исполнены Кориным с высоким вдохновением и профессиональным совершенством.

Схимница из Вознесенского (Кремлевского) монастыря с прекрасным строгим лицом полуобернулась и застыла со сложенными у груди руками. Эти коринские сплетенные пальцы рук! Не будь самого образа, уже они одни со всей очевидностью передают внутреннее состояние натуры, напряженную борьбу чувств, настоящую бурю эмоций в человеческой душе и одновременно чисто иноческое одоление этик эмоций, отсечение своеволия!.. Схимница поражена, пожалуй, даже возмущена увиденными в мастерской художника гипсовыми слепками классических изваяний, в большинстве своем - обнаженной человеческой натуры. И не ведает подвижница духовная, что, запечатлеваемая в этот момент бессмертной кистью художника, она сама выглядит этаким духовным монументом, являя собой по-русски органичный образ строжайшего целомудрия и одновременно предельной естественности. Приход в мастерскую художника, являющийся для схимницы огромным «искушением», стал возможен с благословения духовного наставника - митрополита Трифона. Все ее существо не приемлет подобного святотатства, но она - схимница, и исполнение послушания для нее - первая заповедь в поведении. В ее старческом теле скрыта огромная духовная энергия и в данный момент - страшное напряжение. В этом убеждают не только сплетенные пальцы рук. Поразительны глаза схимницы, суровый взгляд которых сразу приковывает внимание зрителя. Ни одна репродукция не в силах передать их цвет: исчерна-синие, они и при непосредственном созерцании этюда не в каждый день и час различимы! Образ схимницы из Воскресенского монастыря дарит нам образ смирения, но само это смирение - царственное, величавое.

Схимница из Ивановского монастыря Москвы - образ особый, несравнимый с другими, даже наиболее выразительными персонажами «Реквиема». Это образ человека-молитвы, исступленной, огненной, неизмеримой силы, но опять же внутренней, потаенной. Взгляд схимницы, хотя и направлен во вне, ничего внешнего не видит, обращен внутрь себя. Предельная сосредоточенность и предельное смирение, как и подобает схимнику, отсечение всякого своеволия, полная отрешенность от мира, от действительности: все - горнее, над-мирное. Ее молитва уже не за себя - за мир, грешный и падший род человеческий, в который раз преступивший заповеди добра и любви, не оправдавший своего высокого предназначения, безумно и дерзко стерший свое богоподобие и потому обреченный...

Таковы образы коринского «Реквиема». Как видим, во всех этих внешне, а порой и внутренне несхожих людях есть одно - духовный стержень, вера. Ею они жили, с ней умирали, принимая смерть достойно, по-христиански. Именно вера, христианское воззрение на человека как на микрокосм, утверждение в человеке сознания его неповторимости и богоподобной значимости (раб Божий уже ничей раб!) сообщало им высокую индивидуальность. Все они - отдельные ипостаси одной идеи...

(с) В.В. Нарциссов.

Даты жизни и творчества П.Д. Корина

1892
8 июля (25 июня по старому стилю) родился в селе Палех Владимирской губернии в семье потомственного иконописца Дмитрия Николаевича Корина.

1897
Смерть отца, Дмитрия Николаевича Корина.

1903-1907
Учился в иконописной школе в Палехе под руководством Е.И. Стягова. Окончил ее со званием мастера-иконописца.

1908
Переехал в Москву.

1908-1911
Работал в иконописной палате при Донском монастыре в Москве.

1911
Помогал М.В. Нестерову в росписи церкви Покрова Богородицы Марфо-Мариинской обители на Большой Ордынке.

1912-1916
Учился в Училище живописи, ваяния и зодчества у К.А. Коровина, С.В. Малютина, Л.О. Пастернака.

1916
Работал над росписью усыпальницы вел. кн. Елизаветы Федоровны под церковью Покрова Богородицы Марфо-Мариинской обители. В связи с этим по желанию Елизаветы Федоровны совершил специальную поездку в Ростов Великий и Ярославль для знакомства с фресками соборов и церквей.

1917
В феврале начал работать в мастерской на Арбате, дом 23, где жил до 1934 года. Апрель - поездка в Киев, знакомство с древними мозаиками и фресками. Август - поездка в Петроград, в Эрмитаж; впервые отмечено в записной книжке о желании «написать Большую картину». 26 августа - освящение храма Покрова Богородицы Марфо-Мариинской обители.

1918-1919
Преподавал рисунок и живопись во 2-х ГСХМ в Москве.

1919-1922
Работал в анатомическом театре 1-го Московского университета для изучения анатомия человека. Выполнил в Музее изящных искусств рисунки с классических образцов, а также занимался обмерами слепков скульптуры Древней Греции, Рима и эпохи Возрождения.

1920
Первое упоминание в записной книжке о задуманной картине «Благослови, душе моя, Господа» (не осуществлена).

1920-1925
Копировал фрагменты картины А. Иванова «Явление Христа народу» в размер подлинника.

1922
Посетил Музей антирелигиозной пропаганды. Сделал зарисовки мощей святителя Иоасафа Белогородского.

1923
С братом А.Д. Кориным совершил путешествие по Северу, посетив Вологду, старую Ладогу, Ферапонтов монастырь, Новгород. Изучал росписи в соборах и церквях, делал зарисовки церковной утвари, фресок старых мастеров.
Смерть матери, Надежды Ивановны Кориной.

1925
Делал зарисовки во время похорон патриарха Московского и Всей Руси Тихона в Донском монастыре - духовном центре русской Православной Церкви. Эти зарисовки стали началом работы над картиной «Реквием. Русь уходящая».

1926
Начал работать над этюдами-портретами для картины «Реквием. Русь уходящая». Преподавал рисунок для начинающих художников в Музее изящных искусств (до 1931). В феврале вместе с А.Д. Кориным спас от уничтожения иконостас и росписи Марфо-Мариинской обители в связи с ее закрытием.
7 марта обвенчался с Прасковьей Тихоновной Петровой, воспитанницей Марфо-Мариинской обители.

1927
Акварель «Мастерская» была приобретена в собрание ГТГ.

1928
В июле посетил Палех, сделал карандашные зарисовки в записной книжке, а также этюды маслом; написал пейзаж «Моя Родина» (ГТГ) и одноименное ассе.

1931
Поездка на Валаам.
Осенью мастерскую художника на Арбате посетил А.М. Горький. Начало их дружбы и покровительства Горького. При поддержке Горького вместе с А.Д. Кориным совершил поездку через Германию в Италию и Францию (возвратились в июне 1932). Вел путевой дневник, создал большое количество зарисовок знаменитых картин, интерьеров и скульптур античности, средневековья и эпохи Возрождения. Исполнил портрет А.М. Горького в Сорренто, на даче писателя (ГТГ).
Участвовал в перенесении картины А. Иванова «Явление Христа народу» из Румянцевского музея в Государственную Третьяковскую галерею и в реставрационной промывке картины.
Возглавил реставрационную мастерскую ГМИИ, где работал до 1959 года.

1933
Переехал в мастерскую на Малой Пироговской улице, где жил и работал до конца жизни; ныне - Дом-музей П.Д. Корина (филиал ГТГ).

1935
Посетил Францию и Англию. В Париже встретился с Ф.И. Шаляпиным.

1939-1943
По заказу Комитета по делам искусства создал портреты выдающихся деятелей советской культуры: А.М. Леонидова (1939, ГТГ), М.В. Нестерова (1939, ГТГ), А.Н. Толстого (1940, ГРМ), В.И. Качалова (1940, ГТГ), Н.Ф. Гамалеи (1941, ГТГ), К.Н. Игумнова (1941-1943, ГТГ), а также портрет Н.А. Пешковой (1940, ГТГ).

Портрет Л.М. Леонидова. 1939 ~ Портрет М.В. Нестерова. 1939 ~ Портрет Н.А. Пешковой. 1940

1941-1947
Работал над эскизами фриза «Марш в будущее» для Большого зала Дворца Советов.

1942-1945
Исполнил триптих «Александр Невский» (ГТГ) и варианты эскизов триптиха «Дмитрий Донской».

1945
В октябре-декабре исполнил портрет маршала Г.К. Жукова (ГТГ). Начало работ по реставрации картин из собрания Дрезденской галереи, которыми руководил П.Д. Корин. Работы длились до 1955 года.

1948
Исполнил портрет С.Т. Коненкова (ГТГ). Посетил Киев в связи с организацией реставрационных работ во Владимирском соборе.

1949-1950
Преподавал в Московском государсвенном художественном институте им. В.И. Сурикова.

1951-1952
Работал над созданием мозаичных панно для станций метрополитена «Комсомольская-кольцевая», «Арбатская», актового зала Московского государственного университета, эскизов витражей и мозаик для станции метрополитена «Новослободская».

Один из витражей в центральном зале станции «Новослободская»

1954
Присуждена Государственная премия за мозаичные панно для станции «Комсомольская-кольцевая».
Избран членом-корреспондентом Академии художеств СССР.

Мозаичные панно станции «Комсомольская»: «Александр Невский» и «Дмитрий Донской»

Cтанция метро «Комсомольская-кольцевая»
Оформление станции посвящено теме борьбы русского народа за независимость. Потолок станции украшен восемью мозаичными панно из смальты и ценных камней. Шесть из них изображают Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьму Минина и Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова, советских солдат и офицеров у стен рейхстага. Их автор - художник П. Д. Корин. Ещё два панно, изображавшие И. В. Сталина («Парад Победы» и «Вручение гвардейского знамени»), были заменены после разоблачения культа личности Сталина в 1963 году. Новые панно изображают выступление В. И. Ленина перед красногвардейцам и Родину-мать на фоне Спасской башни Кремля.

Потолок жёлтого цвета также украшен мозаичными вставками и лепниной. Зал освещён массивными многорожковыми люстрами, висящими между панно, платформы освещаются люстрами меньшего размера. Колонны украшены мраморными капителями и отделаны светлым мрамором, как и стены станции. Пол выложен розовым гранитом. В тупиковом торце зала установлен бюст В. И. Ленина. В противоположном торце у большого эскалатора находится флорентийская мозаика по эскизам П. Д. Корина с изображением ордена Победы на фоне красных знамен.

1955
Совершил поездку в Германскую Демократическую республику в связи с передачей отреставрированных картин Дрезденской галерее.

1956
Написал портрет С.С. Сарьяна (ГТГ), за который на всемирной выставке в Брюсселе (1958) был награжден золотой медалью.

1957
Исполнил групповой портрет художников Кукрыниксов (ГТГ).

1958
Присвоено звание народного художника РСФСР.
Избран действительным членом Академии художеств СССР.

1960
Художественный руководитель ГЦХРМ (до 1964).

1961
Посетил Италию. Исполнил портрет художника Ренате Гуттузо (ГРМ).

1962
К 150-летию Бородинского сражения были завершены под руководством П.Д. Корина реставрационные работы панорамы Ф.А. Тубо «Бородинская битва» (начало работ - 1957).
Присвоено звание народного художника СССР.

1963
Присуждена Ленинская премия за портреты М.С. Сараяна, Р.Н. Симонова, Кукрыниксов, Р. Гуттузо.
В залах АХ СССР открыта персональная выставка по случаю 70-летия со дня рождения и 45-летия творческой деятельности.

1964
Совершил поездку в Италию.

1965
Совершил поездку в США в связи с открытием организованной Армандом Хаммером персональной выставки в Нью-Йорке. Посетил также Италию и Францию.

1966
Написал центральную часть триптиха «Сполохи».

1967
Награжден орденом Ленина.
22 ноября скончался в Москве. Похоронен на Новодевичьем кладбище.

Ровно 100 лет назад Россия обрела Патриарха. Художник Павел Корин увидел в новой Русской церкви знак приближения Царствия Небесного

Однажды в 1931 году писатель Максим Горький подсел к художнику Павлу Корину и сказал:

– Знаете что, напишите-ка с меня портрет.

Художник ответил, что ещё ни разу не писал портрет, поэтому боится пустой траты времени. Но в итоге согласился. Так было положено начало удивительному сотрудничеству и дружбе маститого писателя с малоизвестным тогда ещё художником, который вскоре прославится как лучший портретист Советского Союза. Всем знакомый по школьным учебникам портрет князя Александра Невского, портрет «демона войны» маршала Жукова, портреты художников Михаила Нестерова и Кукрыниксов, писателя Алексея Толстого, академика Зелинского, Сергея Коненкова и Василия Качалова – это всё Корин. Но началось всё с Горького. Впрочем, речь не об этом.

Павел Корин

Так вот, однажды Максим Горький после очередного сеанса позирования увидел в углу мастерской сваленные в кучу этюды – наброски какого-то грандиозного полотна: торжественный крестный ход священников под мрачной громадой Успенского собора Московского кремля – яростно сверкали на солнце купола, а внизу разливалось сияние от шитых золотом архиепископских одежд.

– Что это? – заинтересовался писатель.

– «Реквием», – не очень уверенно ответил художник.

– Нет, друг мой, название должно определять содержание, а в этом названии я не вижу этого…

Писатель еще раз внимательно посмотрел на этюды, задумчиво покачал головой: нет, нельзя в годы Второй Безбожной пятилетки быть таким неосторожным.

Павел Корин. Фрагмент портрета А.М. Горького

– Понимаете, это же все уходит из нашей жизни. Уходящая натура – уходящие люди… Кстати, помните, у Сергея Есенина есть такое замечательное стихотворение «Русь Уходящая»?

И тут же начал декламировать:

«Я уходящих в грусти не виню,
Ну где же старикам
За юношами гнаться?
Они несжатой рожью на корню
Остались догнивать и осыпаться…»

– Да, – резко подвел итог размышлениям писатель. – Я бы так и назвал: «Русь уходящая».

– Вот спасибо, Алексей Максимович, – с жаром воскликнул Корин, – непременно воспользуюсь вашим советом.

Поддержка и покровительство всемогущего «инженера душ человеческих» была ему тогда очень необходима.

Павел Корин в студии рядом c картиной «Портрет художников Кукрыниксов» (1958 год)

У каждого художника есть своё главное полотно – его визитная карточка, его душа, распятая на подрамнике, его воплощённая мечта. У Корина таким главным полотном стала воображаемая картина – задуманный «Реквием», или «Русь уходящая», так и не был никогда написан, несмотря на то что Павел Дмитриевич несколько десятилетий работал над композицией картины, написал , сделал этюды интерьеров Успенского собора Московского кремля. По его замыслу, это должно было быть эпическое полотно – 40 квадратных метров, почти столько же, сколько и «Явление Христа народу» Александра Иванова.

Павел Корин. Русь уходящая

Но когда картина вдруг предстала перед мысленным взором во всех подробностях, когда он вдруг со всей ясностью понял, что именно он хочет нарисовать, вернее, ЧТО как будто бы само собой явилось из сотен эскизов и рисунков, его руки словно парализовало от страха.

И он так и не притронулся к огромному загрунтованному холсту, который сделали специально для Корина. Много лет этот гигантский холст немым укором стоял в его мастерской.

Но в искусстве многие вещи совсем не зависят от воли творца, вернее, тех людей, которым Творец поручает что-то создать для Своих надобностей. Раз уж Творцу что-то нужно, то это появится в любом случае, можете даже и не беспокоиться. И поэтому ненаписанное полотно Корина так или иначе всё равно появилось на свет – пусть и в виде эскизов и множества разрозненных этюдов.

Творцу же требовалось послать чадам Своим Знак.

Павел Корин с самого раннего детства обещал служить Богу, ведь он появился на свет в июле 1892 года в знаменитом на весь мир селе Палех Владимирской губернии – в семье потомственных русских иконописцев. В десять лет Павел, как и его старшие братья, был принят в иконописную школу Палеха, затем он с братом Александром уехал на заработки в Москву, поступил учиться в Московское училище живописи, ваяния и зодчества (МУЖВЗ).

Одновременно они с братом подрядились работать в артель «богомазов» К.П. Степанова при Донском монастыре, где охотно брали палехцев. Так братья Корины и попали на строительство храмов для Марфо-Мариинской обители в Москве, которая создавалась на средства великой княгини Елизаветы Федоровны, родной сестры императрицы Александры Федоровны. В Марфо-Мариинской обители тогда работали лучшие церковные живописцы того времени: Виктор Васнецов, Василий Поленов, Михаил Нестеров. Именно Михаил и стал на долгие годы другом и наставником Павла Корина. Вместе с Нестеровым они расписали главный купол храма Покрова Богородицы Марфо-Мариинской обители, а далее уже один Павел Корин оформил подкупольное пространство храма, своды окон и дверей.

Фреска Михаила Васильевича Нестерова «Христос в доме Марфы и Марии» Покровского храма Марфо-Мариинской обители

Кстати, в монастыре Павел Корин нашёл и свою будущую жену – воспитанницу обители Прасковью Тихоновну.

Затем настали тяжёлые и голодные революционные годы. Марфо-Мариинская обитель была закрыта, княгиня Елизавета Федоровна арестована и казнена. Чтобы хоть как-то прокормить семью, Павлу Корину пришлось устроиться в анатомичку 1-го Московского университета: он зарисовывал различные органы трупов, также он преподавал технику рисунка в МУЖВЗ (вернее, после революции училище сменило название на 2-е Государственные художественные мастерские).

Княгиня Елизвета Федоровна

Но, несмотря на все гонения, художник остался верен православию и глубоко сочувствовал всем событиям Русской церкви этого периода. Также Корин глубоко переживал арест патриарха Тихона в мае 1922 года и суд над предстоятелем церкви. Как и многие сотни москвичей, он посчитал своим долгом отнести передачу патриарху, заключённому в бывших казначейских покоях Донского монастыря. Корин тоже ездил в Донской, передал посылку с продовольствием и тёплыми вещами, сшитыми бывшими монахинями Марфо-Мариинской обители, и в благодарность получил фотографию патриарха и ответ на клочке бумаги: «Получил и благодарю. Патр. Тихон». Эту записку, приклеенную к обратной стороне фотографии, Павел Дмитриевич как благословение всегда хранил у себя.

Патриарх Тихон

Ещё большее потрясение на художника произвела смерть патриарха в апреле 1925 года. Несмотря на негласные запреты, толпы людей шли проститься с патриархом в Донской монастырь, где в течение нескольких дней стоял гроб. Корин был там все те дни, и увиденное им массовое народное стояние у гроба патриарха произвело на него необычайно сильное впечатление. Запомнились и слова проповеди митрополита Трифона (Туркестанова):

– Мы должны нести крест, и я заметил, что как бы в напоминание об этом нас постигают скорби, иногда ожидаемые, иногда большей частью катастрофические, как теперь…

В своём дневнике Павел Корин писал: «Донской монастырь. Отпевание Патриарха Тихона. Народа было великое множество. Был вечер перед сумерками, тихий, ясный. Народ стоял с зажжёнными свечами, плач, заупокойное пение. Прошёл старичок-схимник. Около ограды стояли ряды нищих. В стороне сидел слепой и с ним мальчишка лет тринадцати, пели какой-то старинный стих. Помню слова: «Сердца на копья поднимем». Это же картина из Данте! Это «Страшный суд» Микеланджело, Синьорелли! Написать всё это, не дать уйти. Это – реквием!»

Свой замысел художник связывал с «Реквиемом» Берлиоза: «Помни “День гнева”, какое величие! Вот так бы написать картину. “День гнева, день суда, который превратит весь мир в пепел”. Какая музыка! Этот пафос и стон должен быть в моей картине. Гром, медные трубы и басы. Этот почерк должен быть!».

Так возник замысел картины, увековечивающей образы русского духовенства и верующих, которые, казалось, скоро совсем исчезнут в новой безбожной России.

Корин стал ходить с записной книжкой на службы в московские храмы, зарисовывая особенно заинтересовавшие его лица.

Вскоре он познакомился и с митрополитом Трифоном – бывшим дворянином и бывшим настоятелем московского Богоявленского монастыря, который добровольно отправился полковым священником на Первую мировую войну, заработав несколько боевых ранений. В Москве он вёл совершенно нищенскую жизнь. Согласившись позировать для будущей картины, владыка Трифон дал Корину рекомендательное письмо, в котором он просил других архиереев оказать помощь художнику. Более того, многие видные священники соглашались позировать живописцу только потому, что прежде ему позировал сам владыка Трифон! Благодаря помощи владыки Корин мог познакомиться и с тайными монахами из разогнанной Смоленской Зосимовой пустыни Владимирской епархии, и с монахинями закрытого Вознесенского монастыря в Московском кремле, которые скрывались от гонений.

Павел Корин. Трифон (Туркестанов). (Фрагмент картины)

Орудием Божьего замысла стал и Максим Горький, заказавший по совету Михаила Нестерова у бедного художника огромный портрет – в два человеческих роста. Он содействовал тому, что Павла Дмитриевича взяли на работу в реставрационные мастерские Пушкинского музея, также он устроил поездку братьев Кориных в Европу и Италию для знакомства с шедеврами мирового искусства.

Но, главное, Горький создал все условия для осуществления масштабного замысла «Реквиема».

Прежде всего он договорился о том, что Корин мог свободно рисовать этюды в Успенском соборе Московского кремля, ведь в те годы все кремлевские храмы были закрыты для посещения.

Павел Корин. Рисунок в Усепенском соборе кремля

Также он выбил для художника новую просторную мастерскую на Малой Пироговской улице, где мог поместиться огромный холст для картины (сам холст был по личной просьбе Горького сделан по спецзаказу в Ленинграде).

Но в 1936 году Горький умер, и для Корина наступили чёрные дни. На него буквально обрушился поток обвинений в том, что он «оторвался от действительности, не участвует в развитии пролетарского искусства, ушёл в живописание реакционной среды».

Вчерашние друзья строчили на него доносы в НКВД: «Подготовка П. Корина к основной картине выражается в сотне эскизов, натурщиками для которых служат махровые изуверы, сохранившиеся в Москве, обломки духовенства, аристократических фамилий, бывшего купечества и пр. Он утверждает, но весьма неуверенно, что вся эта коллекция мракобесов собрана им для того, чтобы показать их обреченность. Между тем никакого впечатления обреченности, судя по эскизам, он не создает. Мастерски выписанные фанатики и тёмные личности явно превращаются в героев, христиан-мучеников, гонимых, но не сдающихся поборников религии».

В газете «Известия» в апреле 1937 года были опубликованы две обличительные статьи, где Корин назван «реакционером»: «в его мастерской троцкистско-фашистская нечисть создала лабораторию мракобесия».

Казалось бы, после таких доносов судьба художника была предрешена, но Господь хранил Корина. В итоге все репрессии ограничились только тем, что Третьяковская галерея убрала из постоянной экспозиции все его картины, объявленные «формалистской мазнёй».

Ему пришлось почти полностью скрыть свой внутренний мир от окружающих. Зажигая дома лампадку перед иконами, собранными им с огромной любовью и пониманием их духовной и художественной ценности, знакомым, знавшим, что он верующий, православный, церковный человек, он говорил: «Зажжёшь, сядешь напротив, и как-то приятно и легко станет на душе. Сверкнет этаким светлячком свет тихо и красиво…»

Отношение к художнику изменилось только во время войны, когда в 1942 году Павел Дмитриевич по заказу Комитета по делам искусств СССР создал триптих «Александр Невский», где святой русский князь, закованный с ног до головы в стальные латы, стоял на фоне знамени с ликом Христа. Сталин был в восторге – именно такой железный русский исполин без всяких «васнецовских» кафтанов и сафьяновых сапожек и мог сломать хребет фашистскому зверю.

Павел Корин. Триптих «Александр Невский»

Также Корин руководил реставрацией полотен Дрезденской галереи. В разрушенном Владимирском соборе Киева он реставрировал фрески Виктора Васнецова и Михаила Нестерова, за что ему было присвоено звание народного художника СССР, он стал лауреатом Ленинской и Сталинской премий.

В то же время он продолжал работать над своим главным замыслом. В 1948 году он рассказал о своем замысле патриарху Алексию (Симанскому), который с готовностью согласился позировать художнику. Состоялось несколько сеансов, но патриарха все время отвлекали суетные дела: кто-то звонил по телефону, требовалось решить какие-то самые срочные и неотложные дела, имевшие важное политическое звучание.

В конце концов они с Алексием условились, что Корин с супругой приедут в Одессу, где будет отдыхать патриарх, и там можно будет продолжить работу, совмещая её с отдыхом на море. Но внезапный инфаркт помешал Корину осуществить задуманное.

Алексий Симанский

В последние годы ни признание, ни персональные выставки уже не радовали Павла Дмитриевича: его близкие не раз отмечали, что Корин часто с горечью повторял, что не выполнил своего предназначения, не закончил своей самой главной картины.

Но случилось неожиданное: картина стала существовать сама по себе. И совсем не такая, какой её задумал сам художник.

Посмотрите внимательно на эскиз.

Павел Корин. Русь уходящая

Красный цвет богослужебных облачений митрополита Трифона и стоящих за его спиной патриархов ясно говорит нам о том, что это праздничное Пасхальное богослужение. Можно даже с точностью установить дату: это 5 мая 1918 года. Именно в этот день епископ Дмитровский Трифон Туркестанов, викарий Московской епархии, возглавлял последнее Пасхальное богослужение в Успенском соборе, которое оказалось и последним богослужением в соборе вообще – после этого большевики закрыли доступ в храм для верующих.

Но дата здесь имеет очень условное значение. Это Пасхальное богослужение проходит уже в мистическом и метафизическом пространстве, ведь славить воскресшего Христа собрались и живые, и воскресшие из мёртвых патриархи: святитель Тихон (Беллавин) и Сергий (Страгородский), митрополиты и епископы, священники и монахи, сгинувшие в жерновах сталинского Молоха.

Успенский собор Кремля

«Не дивитесь сему: ибо наступает время, в которое все, находящиеся в гробах, услышат глас Сына Божия, и изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло в воскресение осуждения».

Кажется, что стоящие спиной к алтарю Успенского собора люди только и ждут знака дьякона, чтобы уйти из храма навсегда по завершении службы. Погашены огромные паникадила, в соборе уже установлены строительные леса, Царские врата уже закрыты…

Но на самом деле художник изобразил самое начало Пасхальной службы – каждение. Вот сейчас протодьякон отец Михаил, приподняв правую руку с кадилом, низко поклонится и возгласит густым басом:

– Благослови, владыко, кадило!

Но при этом обращается он не к митрополиту Трифону, и рука его вытянута не на восток, как обычно, не к алтарю и не к служащему митрополиту Трифону, а на запад.

Туда же смотрит и сам митрополит Трифон, широко открыв от удивления единственный зрячий глаз, и все патриархи, и все стоящие в храме. И нельзя не задуматься, что же ТАКОГО увидел митрополит?

Если представить себя на месте митрополита Трифона и посмотреть в том же направлении, то очевидно, что его взор обращен на образ Спасителя на фреске «Страшный суд», которую по традиции всегда располагают на западной стене каждого православного храма.

Но там уже не фреска: и стены храма, и сами Небеса разверзлись в ожидании Второго пришествия.

Именно у Христа воскресшего и грядущего судить живых и мёртвых и испрашивает благословения протодиакон, именно Спаситель – Живой и Воплощенный Бог – отныне является предстоятелем на этой литургии, предваряющей наступление Страшного суда.

Нет, Русская церковь никуда не собирается уходить. Она собрана здесь самим Христом в ожидании скорого суда, который готовится принять спокойно и с любовью к Господу.

«И он сказал мне: это те, которые пришли от великой скорби; они омыли одежды свои и убелили одежды свои Кровию Агнца. За это они пребывают ныне перед престолом Бога и служат Ему день и ночь в храме Его, и Сидящий на престоле будет обитать в них» (Откровение святого Иоанна Богослова).

Страшный суд уже начался.


Нестеров Михаил.
Портрет художников П.Д. и А.Д. Кориных. 1930


Тогда шла война. Страшная, беспощадная Великая Отечественная. Вот лежит один раненый в лазарете - лечится. Приходит к нему командир, полковник, и говорит:

За ваше мужество и отвагу вручаю вам, рядовой, боевую награду! -
Отдает солдату медаль, руку жмет, поздравляет. А солдат ему:

Позвольте мне, товарищ полковник, рассказать вам одну историю. Не могу больше молчать!


В прошлом году, как отступали наши части под напором немецких танков, довелось мне заночевать в одном селе. И жила в том селе бабка, которую местные называли не иначе, как Фрося-колдунья. Будто бы гадает она, судьбу предсказывает. И все, что ни скажет, сбывается. В ее-то избе и провели мы ночь. Военное дело - опасное, с воздуха в тебя бомбы летят, с земли - пули да снаряды, а жизнь одна... Вот и уговорили Фросю погадать. Та согласилась, только каждому, говорит, его судьбу тайно скажу.


Корин Павел Дмитриевич.
«Портрет маршала Георгия Константиновича Жукова» 1945
Государственная Третьяковская галерея

Дошла до меня очередь. Посмотрела мне бабка в лицо... «Тебя, милок, от пули книга спасет!» Посмеялся я тогда: надену, мол, книгу на голову вместо каски... Ан по-бабкиному вышло! Через месяца два, ночью, сидел я у костра и вдруг шальная немецкая пуля ударила прямо в грудь. А за пазухой у меня лежала книга писателя Горького: из вещмешка вынул и за пазуху положил. Вот, думал, поужинаю и при свете костра маленько почитаю. Не пришлось почитать! А в лазарете врач мне сказал: «Если 6 не книга - не здесь бы ты лежал!» И с тех пор я потерял покой!

Да почему ж покой-то потерял? - удивляется полковник. - Обошла смерть стороной - живи и радуйся!


Оригинал записи и комментарии на

Двадцать семь лет в мастерской художника Павла Дмитриевича Корина стоял громадный, подготовленный к работе холст. Все это время Корин надеялся начать писать главную картину своей жизни - «Реквием». В итоге так и не сделал на полотне не единого штриха. Чистый холст Павла Корина органично приобрел в современном искусстве самостоятельный статус. Он экспонируется на выставках наряду с законченными работами художника, сегодняшние критики снова и снова пытаются осмыслить значение этой ненаписанной картины: это и «икона гигантского света», и антитеза «Черному квадрату» Малевича. Для самого Корина чистый холст - саднящая рана, вечный укор самому себе: «Я не сделал того, что мог сделать».

Павел Корин. Эскиз “Реквием” к картине “Русь уходящая”, 1935-1959 гг.

Тема ненаписанной картины зародилась у Корина еще в 1925 году, во время похорон патриарха Тихона в Донском монастыре. На похоронах были сотни тысяч людей. Прощание с патриархом было открытое. Несмотря на опасность преследований, в течение пяти суток ни на минуту не прекращался людской поток ко гробу. Каждый тогда, начиная от архиереев и кончая нищими старушонками и юродивыми, задавал себе вопрос: каково будет теперь положение Церкви? Казалось, вместе с патриархом безвозвратно уходила прежняя старая эпоха. Наступило время блоковских красноармейцев с их исторической миссией: «Пальнем-ка пулей в святую Русь» - время массового мученичества за веру.

Корин был на похоронах вместе со своим другом и наставником Михаилом Нестеровым. Была велика вероятность того, что такого прощания в новой России они больше никогда не увидят. Именно тогда Корин почувствовал, что должен запечатлеть родной для него мир Церкви, прощание не только с патриархом, но и со старой, дореволюционной Россией. Ему важно было не только художественно отразить реальные события, но и постичь, что за ними стоит. Позже Нестеров напишет о коринских этюдах к картине: «Корин отразил революцию».

Слушая в колонном зале «Реквием» Берлиоза, Корин сделает пометку в записной книжке: «Какое величие! Вот так бы написать картину. “День гнева”, день суда, который превратит мир в пепел».

Последний парад

Павел Корин родом из Палеха, из старинного рода потомственных иконописцев. Он знал свои корни, любил и хранил связанные с детством воспоминания: жарко натопленная деревенская изба, он с братом на печи смотрит, как отец сосредоточено тончайшей кистью выводит паутину золотого орнамента поверх плотно положенных красок. В сумраке загадочные глаза святых на потемневших от времени иконах - их писали еще дед и прадед Павла; они знали лики святых так же хорошо, как лица своих близких. Корин был кровно связан с этим миром. Он и сам окончил иконописную школу, работал в иконописных мастерских, помогал Нестерову расписывать церковь Марфо-Мариинской обители. Позже, став светским живописцем, мучительно преодолевал традиции иконописи в своих работах - «обдирая кожу, вылезал я из иконописца».

Схиигуменья Фамарь. 1935. , фото http://cultobzor.ru/

Первый этюд к задуманной картине был написан Кориным уже в 1925 году. Это портрет старика, Гервасия Ивановича.

Изборожденное морщинами лицо человека, который много пожил, много видел, воевал солдатом еще на Кавказской войне. Глазами этого старика смотрит обездоленный народ. Он, может быть, всю жизнь молился в сиротливой деревянной церкви, которую сожгли теперь в пьяном дебоше как символ старого мира.

Уговорить церковных иерархов, которых Корин видел на похоронах патриарха Тихона, позировать для картины, казалось делом невозможным. Помог Михаил Нестеров, он уговорил своего духовника, митрополита Трифона, дать Корину несколько сеансов позирования.

Митрополит Трифон, в миру князь Туркестанов, был близок к кругу оптинских старцев - преподобных Амвросия и Варсонофия Оптинских. Он окончил историко-филологический факультет Московского университета. Во время Первой мировой войны служил полковым священником на фронте, потерял зрение на одном глазу. Его называли «московским Златоустом» - был он замечательным проповедником, а еще «кухаркиным архиереем» - за то, что любил служить ранние литургии для рабочего люда.

Митрополита Павел Корин изображает в пламенеющем красном пасхальном облачении. В своем молитвенном горении, кажется, он прозревает то, что ожидает Россию впереди, что ожидает этого нового советского человека, который больше не нуждается в христианской морали.

С негласного благословения владыки Трифона православная Москва начинает позировать Корину для картины. После долгих поисков он уходит от первоначальной идеи писать похороны патриарха. «Церковь выходит на последний парад» - таков окончательный замысел художника. Он начинает писать этюды архимандритов и митрополитов, нищих, схимниц, юродивых.

В 1929 году Корин пишет этюд протоиерея Сергия Успенского, потомственного православного священника, благочинного Москвы. На портрете - человек со смиренным, печальным лицом двумя руками держит перед собой крест. Внутренним взором он видит свой крестный путь впереди. Его неоднократно арестовывали, последний раз в 1922 году приговорили к десяти годам тюрьмы. Освободили условно, «за преклонностью лет». Племянника отца Сергия, протоиерея Сергея Михайловича Успенского (младшего) расстреляли на полигоне в Бутове в 1937 году. Его Корин тоже запечатлел для картины - сжатые сомкнутые руки, прямая осанка, готовность с достоинством предстать перед смертью. Один из высоких посетителей мастерской Корина заметил: «Ваши герои имеют осанку ту, которая была свойственна людям эпохи Возрождения, ваши и митрополит, и монахи, и нищие, и слепые - все проходят под фанфары». Портрет Успенского (младшего) был написан в 1931 году. Корин удивительно прозрел и почувствовал судьбу и внутренний облик этого человека - портрет словно написан не за шесть лет до смерти, а в момент расстрела.

В живописи огромную роль играет тон картины, он является частью содержания, частью самого действия. Тревожно горение красного цвета на фоне доминирующего темного тона этюда схимника отца Агафона. В траурном сочетании красного и черного - предчувствие трагедии: отца Агафона в середине 1930-х арестовали вместе с другими монахами Высоко-Петровского монастыря, в 1938 году он скончался в тюремном лазарете.

Павел Корин. Епископ. Русь уходящая

Павел Дмитриевич сам определил настроение задуманной картины: «Удары колокола. Мрачно, безнадежно».
Многие представители духовенства из тех, кого рисовал Корин в тридцатые годы, вскоре будут расстреляны. В 2000 году Церковь причислит их к лику новомучеников.

Несмотря на задуманный трагический пафос картины, Корин не стремился к идеализации. Один из посетителей его мастерской, посмотрев этюды «Реквиема», сказал: «Павел Дмитриевич, вы картину пишете на руку большевикам».
«Я, братец мой, - ответил художник, - миленьких, чистеньких, с закатившимися глазами не писал и писать не буду. Я пишу правду».

Были те, кто видел в коринских персонажах религиозных фанатиков, выпавших из новой жизни. Но сам Корин знал другую правду: «Писал я людей большой веры и убеждений, а не фанатиков». По сути то, что он делал, никак не укладывалось в рамки той эпохи. Советское искусство создавало образ человека-победителя, вдохновенного строителя новой жизни.

В 1931 году Корин пишет этюд «Отец и сын». На его портрете - крепкие, богатырской стати русские люди, но лица скорбные, задумчивые, глаза опущены. С началом революции жизнь народа повернула в другое русло, трудно давался многим этот поворот.

Нищий. 1933, фото http://cultobzor.ru/

Церковная Москва того времени была переполнена разного вида юродивыми, странниками в лохмотьях. Среди всей этой «христовой братии» Корин искал образ, нужный для картины. Нищего он нашел на паперти Дорогомиловского Богоявленского собора. Грязный, с парализованными ногами, спутанные волосы кишели вшами. Корин притащил его в мастерскую и писал три дня. На картине нищий калека, словно корявый, мшистый пень, раскинул непомерно большие руки. Этими руками он будет держаться за жизнь, какой бы горькой она ни была. Человек физически искалеченный, он не сдается. У него, как и у остальных героев картины, есть внутренняя осанка.

Среди персонажей коринского «Реквиема» советские искусствоведы особо выделяли образ слепого. Этюд «Слепой» написан в 1931 году. Действительно, это один из самых сильных образов задуманной картины. «В нем символически выражен тот нравственный тупик, в котором оказалась Церковь. Слепота. Протянутые вперед руки, ищущие спасения. Безнадежность, Бездорожье. Безысходность», - так о коринском слепом писал писатель Сергей Разгонов.
А меж тем Корин был человеком глубоко верующим. Никакой речи о нравственном тупике Церкви для него не было и быть не могло. Скорее «Слепой» - образ потерянности простых русских людей, отрекавшихся от ориентиров, на которые веками указывала Церковь. Беспомощный слепой во мраке протягивает руки в пустоту.

По горьковской путевке

О коринских этюдах по Москве пошли слухи, о них заговорили. Нестеров очень поддерживал общий замысел картины. Но настоящую путевку в жизнь дал картине Максим Горький. 3 сентября 1931 года - Корин отметил эту дату в своем дневнике. В этот день Горький с большой компанией неожиданно посетил его мастерскую. После его визита Корин записал: «Он подошел ко мне, крепко пожал руку и сказал: “Вы большой художник, Вам есть, что сказать”. И начал широко и мощно помогать мне. Горький дал мне возможность побывать в Германии, Франции, Англии и Италии».

Материал по теме


750 лет назад родился Данте Алигьери. Предлагаем вашему вниманию подборку цитат из «Божественной комедии» в сопровождении гравюр Гюстава Доре.

Горький действительно организовал для Корина поездки за границу, дал возможность учиться на шедеврах европейской живописи, выхлопотал для художника большую мастерскую на Пироговской. Опять же, Горький предложил изменить первоначальное название задуманной картины «Реквием» на «Уходящую Русь», тем самым оградив Корина от возможных осложнений. Ведь в те годы многим казалось, что Корин в своих этюдах проповедует любовь к старой России и непонимание России новой. Почему же пролетарский писатель взял Корина под свое покровительство? Сам Корин уже после смерти Горького даст свою версию ответа, когда напишет о героях своей картины: «Люди эти - люди большой совести и большого духа, можно с ними не соглашаться, но в уважении им нельзя отказать. Горький был со мной согласен».

Возможно, и так. Впрочем, нельзя исключать, что Горький видел в картине прежде всего обреченность дореволюционной России. Не случайно название, которое он дал работе Корина, наметило путь, по которому пойдет позднее советское искусствоведение - восхваление картины как антирелигиозной пропаганды: «Это был мир, который еще недавно владел сердцами миллионов русских людей, а ныне раздавленный, отброшенный революцией, агонизировал в предсмертных судорогах, отчаянно сопротивляясь новому… Они уходят из истории. Навсегда. Тени!» - писал о коринских героях С. Разгонов в 1982 году.

После посещения Горького Корин стал известен в правительственных кругах. В его мастерскую заходили бывший нарком просвещения Луначарский, нарком внутренних дел Ягода. Последний даже заказал Корину свой портрет.

Мешок на случай ареста

К 1936 году большинство этюдов к картине было готово. К этому времени Корин работает над эскизами «Уходящей Руси». Для картины в мастерской приготовили громадный холст (размером 551 на 941 сантиметр, больше ивановского полотна «Явление Христа народу»). На фоне холста Павел Дмитриевич иногда расставлял свои этюды, прикидывая композицию «Руси Уходящей». Постепенно складывался внутренний строй картины. Весь свой народ Божий - монахов, нищих и схимниц Корин решил разместить в Успенском соборе Московского Кремля, где, по его собственным словам, «они на фоне величественной архитектуры выстроились в боевом и торжественном порядке». Выбор собора не случаен - это национальная святыня, здесь веками венчали на царство русских царей, хоронили московских святителей. Но… 8 июня 1936 года умер Максим Горький. Корин остался без покровительства. Можно было начинать травлю.

Уже 8 декабря 1936 года Сталину поступил донос, касающийся Павла Корина. Его автор - заместитель заведующего культурно-про­светительским отделом ЦК ВКП(б) Алексей Ангаров (Зыков) в своем послании писал: «Корин утверждает, но весьма неуверенно, что вся эта коллекция мракобесов собрана им, чтобы показать их обреченность. Между тем никакого впечатления обреченности, судя по эскизам, он не создает. Наоборот, передает ненависть этих людей, по его замыслу, сильных, волевых, преисполненных готовности умереть за свои идеи».

Травлю поддержала пресса, художника обвиняли, что он «сделал попов героями-мучениками». В те годы он держал дома мешок с вещами на случай ареста. К счастью, ареста не последовало, за художником даже сохранили прекрасный дом - мастерскую на Пироговской. Незадолго до смерти Горького этюды «Руси» были куплены у Корина «Всекохудожником» - Всероссийским союзом кооперативных товариществ работников изобразительного искусства. Теперь, опасаясь за судьбу своих работ, Корин решает их выкупить. Деньги за картины пришлось выплачивать в течение двадцати лет. «Продажа этюдов стала терзанием и ужасом моей жизни, - записывает Павел Дмитриевич у себя в книжке. - В дальнейшем, когда писал портреты, эскизы, пейзажи - все они шли за долги. Я превратился опять в реставратора и преподавателя рисования. Мне 45 лет».

В новой обстановке работать над картиной становилось все труднее и труднее.

«Нужно полное спокойствие нервов, а его нет. Я нашел сюжет в 1925 году. Ношусь с ним с тех пор и должен писать», - горько признавался Павел Дмитриевич в разговоре с В. М. Го­ли­цыным.

Со временем появлялись другие заботы, возникали срочные заказы. В 1942 году Корин получает заказ и создает триптих «Александр Невский», воспевающий мощь и непоколебимость русских воинов. В послевоенное время рисует портреты выдающихся советских деятелей культуры и военачальников - писателя Алексея Толстого, маршала Георгия Жукова, актера Василия Качалова. Корин вписывается в советское искусство, получает признание. Его избирают действительным членом Академии художеств СССР, присваивают звание народного художника СССР. В начале 1950-х Павел Корин много работал в монументальной живописи, создав ряд витражей и мозаик для Москвы, в частности, витражи на станции «Новослободская» и мозаичные плафоны для станции московского метро «Комсомольская» Кольцевой линии.

Путь Павла Корина, признанного советского художника, оставляет пространство для размышлений. Есть соблазн уместить этот путь в плоскую черно-белую картинку, в которой талантливый художник распоряжается своим даром в угоду советской власти. Среди коринских портретов советской поры есть удачные и не очень, но в целом его творчество получило советскую прививку. Корин, автор «Реквиема», создает теперь работы, которые для многих поколений стали эмблемами советского искусства, - панно «Мир во всем мире» (1951 год) на станции метро «Новослободская», на котором изображена счастливая мать с ребенком на руках, мозаику «Красноармейцы с Красным Знаменем» на «Комсомольской». В 40-е годы художник работает над эскизами мозаичного фриза «Марш в будущее» для Дворца Советов- неосуществленного проекта самого высокого здания в мире, в котором должно было разместиться советское правительство. Под него было отведено место разрушенного храма Христа Спасителя.

Корин решает мозаичный фриз как торжественное шествие колоссальных восьмиметровых фигур. Перед нами канонический «светлый путь» к сияющим высотам коммунизма. Но насколько ходульны образы атлетических гигантов, уверенно шагающих в светлое будущее, насколько театрально экзальтированны их позы и лица! Есть некая отталкивающая гипертрофированность в изображении их обнаженных атлетических тел. В «Реквиеме» каждый портрет передает что-то глубоко личностное, каждая черточка показывает характер человека, в «Марше», напротив, является нечто совершенно безличное, массовое…

Считал ли Корин эту свою работу вынуж­денной, выполненной ради заработка?

Павел Дмитриевич ощущал себя в искусстве наследником Александра Иванова, мечтал написать большое историческое полотно, считал, что искусство должно поднимать дух.

«Дух в человеке - главное, - писал он. - И мне, в меру моих возможностей, хочется воспевать человеческий дух. Поэтому я ищу в жизни людей, в которых сильно духовное содержание, и пишу их. То, в чем я не вижу величия духа, меня увлечь не может».

Возможно, Корин искренне искал своих героев в советской реальности. Однако, с трудом соглашаешься, что автор «Реквиема» и автор мозаичного фриза «Марш в будущеее» - один и тот же художник.

Все это время Корин стремился приступить к работе над своей большой картиной. Последний эскиз «Реквиема» датирован 1959 годом. «Мне трудно Вам объяснить, почему я писал это, но все-таки я скажу, что трагедия моих персонажей была моей бедой. Я не смот­рел на них со стороны, я жил с ними, и сердце мое обливалось кровью», - напишет Корин в письме к В. М. Черкасскому.

Белый холст в мастерской так и остался нетронутым.

Павел Дмитриевич Корин

Родился в 1892 году в селе Палех. Его отец и дед были иконописцами, и в юности Корин тоже писал иконы, в 16 лет был принят в иконописную палату Донского монастыря в Москве. Большое участие в его судьбе принял Максим Горький, убедив советское правительство направить молодого художника в Италию для обучения живописи. После окончания Великой Отечественной войны Корин руководил реставрацией полотен Дрезденской галереи, во Владимирском соборе Киева реставрировал фрески и лично восстанавливал роспись
В. М. Васнецова и М. В. Нестерова. В 1952 году стал лауреатом Сталинской премии второй степени за мозаичные панно для станции метро «Комсомольская» Кольцевой линии, а в 1963 году - лауреатом Ленинской премии. Народный художник СССР, действительный член Академии художеств СССР. Скончался в 1967 году.

На анонсе фрагмент эскиза к картине «Реквием» («Русь уходящая»). 1935–1959. , источник http://www.afisha.ru/